«Точка отталкивания»-1

«Дорогой Николай Анисимович! Этот марш я написал вдохновленный Вами и по Вашей инициативе. Ваше внимание и любовь к искус­ству, музыке — явление необычное, достой­ное восхищения. Мы, музыканты, очень Вам благодарны. Позвольте преподнести Вам в дар рукопись моего марша...»

Ну что же, возможно, бодрящий марш работников мили­ции был действительно нужен, но не сокращалось, а росло число умышленных убийств, изнасилований, грабежей, раз- боев. Подлинным бичом для всей страны становились квар­тирные кражи, возрождалась профессиональная преступ­ность. Это были жестокие реалии нашей жизни, которые никак не вписывались в надуманную да к тому же подкреп­ленную партийными решениями теорию о сокращении пре­ступности при социализме, вплоть до полного ее искорене­ния. Тогда и заявил министр о том, что основная деятель­ность милиции будет заключаться в предупреждении пре­ступных проявлений. Дело нужное и важное, возложенное на все наше общество и его государственные институты, решили подменить вновь созданными в системе МВД круп­ными подразделениями по профилактике правонарушений.

ПОТЕРПЕВШИЙ

В этот роковой день Вячеславу Васильевичу исполнилось сорок-лет. Более недели он «бюллетенил» (врачи обнаружи­ли воспаление легких). Держалась температура, но все же Астафьев решил сходить за праздничным заказом и вечером с друзьями отметить юбилей. Жена перед уходом на работу поздравила его от себя и детей и дала деньги на подарок. Он купил на эти деньги красивые импортные туфли...

Застолье было непродолжительным, потому что из всех приглашенных пришли только двое. Домой решили доби­раться на метро. На станции «Площадь Ногина» Астафьев сел в вагон поезда и тут же задремал. Болезненное состоя­ние и алкоголь сделали свое дело. На конечной станции метро, «Ждановской», перед отправлением поезда в тупик контролеры Воротилина и Мотникова увидели в одном из вагонов спящего человека с коробкой обуви на коленях. Рядом стоял портфель. Спящего разбудили и попросили пройти на перрон.

— Портфель-то ваш? — спросила его Мотникова.

— Нет, — покачал головой Астафьев, пытаясь опреде­лить, где он находится. — Ох, извините, портфель мой...

Астафьев протянул к нему руку, но его оттолкнула в сто­рону Воротилина, раскрыла портфель, и, рассмотрев содер­жимое, спросила:

— Если действительно ваш, что там находится?

Астафьев наморщил лоб:

— Водка, красная рыба, продукты... Что еще?..

— Вот и нет! — торжествовала Воротилина. — Здесь ко­ньяк!

— Да, коньяк,— заговорил Астафьев, — я совсем забыл, ведь ребята подарили мне коньяк...

Эти его заверения были запоздалыми. Воротилина свисте­ла, вызывая наряд милиции. Астафьев еще пытался убе­дить ее не делать этого, более того, предъявил служебное удостоверение, которое контролеры успели внимательно рас­смотреть, но на платформу уже поднимались два работника милиции.

Попытка Астафьева разобраться в конфликте здесь же к успеху не привела. На его удостоверение они не посмотре­ли. Заломили руки за спину и потащили вниз, где под платформой находилась комната милиции — унылое поме­щение со скудным освещением.

Вячеслав Васильевич пробовал слабо сопротивляться. Увы, он не догадывался, что для двух молодых парней в серой форме он обыкновенный «карась» и что на их жаргоне это означает: «Интеллигентный с виду человек, у которого наверняка есть деньги и ценности, а значит, есть чем поживиться во время обыска и затем обвинить самого же задержанного во всех смертных грехах».

Так в этот день, в начале девятого вечера, судьба свела Вячеслава Васильевича Астафьева с постовым нарядом ми­лиции станции метро «Ждановская» 5-го отделения милиции отдела по охране Московского метрополитена в составе Ло­бова, Панова, Емешева, Лозы, Самойлова и возглавляюще­го наряды старшего инспектора службы Масохина. Был еще один, не значившийся в списке наряда, но активно помогав­ший им нести службу. В нерабочее время — внештатный сотрудник милиции, а в рабочее — электромеханик по обслу­живанию автоматов метро Мезляев.

СЛЕДСТВИЕ

Представитель КГБ СССР полковник О. Д. Запорожченко начал разговор со мной о деле несколько необычно.

— Мы совсем не знаем вас, — сказал он, — да и времени познакомиться ближе у нас нет, но полагаю, что ситуация, в которую мы попали, исключительно сложна. Между нами должно быть полное доверие, поэтому прошу вас со мной во всем быть откровенным.

Признаться, такое начало меня несколько обескуражило, но что имел в виду Олег Дмитриевич, я понял только через несколько дней.