Точка после «ять»

Мы вошли внутрь и поднялись по крутой темной лестнице на второй этаж. Здесь пьяница долго рылся в карманах, пока из одного из них, наконец, не выпала связка ключей. После нескольких безуспешных попыток хозяина отворить свою дверь нам пришлось прийти ему на помощь, и дело, наконец, все же увенчалось успехом.

Занимаемая Шепелевским комната была маленькой и неопрятной: старая потертая обстановка, пыльные занавески, испачканная одежда, сваленная комом на стульях и на кушетке. Окурки, обрывки промасленной бумаги, смятые фунтики, ореховая и яичная скорлупа – все это валялось на полу и на столе, покрытом грязной скатертью. Хозяина, который теперь стоял, прислонившись к дверному косяку лбом, чистота его жилища, видимо, мало беспокоила. Мы подхватили его под руки и усадили у стола на замызганный сафьянный диван.

Шепелевский обвел нас тусклым взглядом и заплетающимся языком проговорил:

– Эй, п-парень… Там, в ш-шкафу, – он махнул рукой куда-то в сторону, – н-настойка… Н-неси…

Я подошел к шкафу и достал бутылку. Там же оказались и стаканы, столь запыленные и засаленные, что я начал озираться по сторонам в поисках салфетки.

– Так ч-что же ты х-хотел у меня узнать, хозяйский племянничек? – развалившись на своем диванчике, ухмыльнулся Шепелевский.

Я поставил бутылку на стол. Красно-коричневый оттенок настойки и взвесь на дне не внушали мне доверия.

– Вы ведь служили управляющим у Петра Устиновича? – начал я.

– Ну, был… П-прослужил лет сто у него… – выдохнул приказчик. – Савельев полагался на меня… Да, полагался! Все сделки со мной! Со мной, слышите?.. Я же все учую, все подвохи увижу… П-правой рукой его был… – он поднес к своему лицу правую ладонь, потом вдруг плюнул в нее, вытер ее об себя и потянулся за бутылкой.

Данилевский схватил посудину за горлышко и придвинул ее к себе.

Шепелевский поднял голову и удивленно посмотрел на студента.

– А правду говорят, будто вашего хозяина отравили? – вдруг спросил Данилевский.

Приказчик вздрогнул. Его пьяные глаза загорелись недобрым огнем. Он стукнул кулаком по столу, смахнув нетвердой рукой со скатерти ореховую скорлупу:

– Савельева, что ль? Да к-кто ж их разберет? Вон у князя спроси, у его сиятельства, у Кобрина! П-понял, да? Не по Сеньке ш-шапка такие вопросы задавать…

Я вытер стаканы собственным носовым платком и поставил их на стол. С видимым неудовольствием Данилевский разлил из бутылки сомнительную жидкость.

Мы сели и молча чокнулись.

Шепелевский, мгновенно опорожнив свой стакан, хлопнул им об стол.

– Вы, ребятки, с-совсем не те вопросы задаете… Вот спросили бы вы меня, что вам д-делать, а я бы вас уму-разуму н-научил… А наука простая, любезные, простая, да: не связываться с Кобриными… – и он замотал головой, будто стараясь стряхнуть с себя хмель. – И со мной… н-не связываться!

– Вы подписали завещание Савельева? – отставив нетронутый стакан, спросил я.

Шепелевский нехотя кивнул:

– Под… Подписал… Все его завещания подписывал, все… – приказчик снова плеснул в свой стакан настойки и снова залпом опустошил его, – и в последний раз тоже…

Он снова мотнул головой туда-сюда, кажется, в поисках закуски, но, не обнаружив вокруг ничего подходящего, поднес к носу рукав и замер, будто был готов упасть на стол и уснуть. Довольно долго он не шевелился, а потом моргнул, встрепенулся и буркнул:

– Закурить… есть?

Данилевский достал из кармана жестяной портсигар.

К потолку комнаты тонкой едкой струйкой потянулся дым.

– Огибалов, с-сволочь, приехал… Мол, при смерти х… хозяин, а я еще от Пасхи тогда не отошел, так гулял… – Шепелевский с трудом копался в своей замутненной спиртным памяти. – Отвез м-меня, сказал, что надо, дескать, подписать… Я не читал, сразу подписал… А потом… эти с-сволочи, князья, старший и м-младший, конверт мне всучили, то-о-олстый такой, – приказчик сипло зашептал, – вот, мол, подношение вам в благодарность за услугу… А если что, то при свидетелях берешь! Это при Огибалове-то, п-паскуде этой! А что подписал, того я и не читал! Нет, не ч-читал…

– Вы подписали документ, который оставляет семью Савельева ни с чем, – сказал Данилевский.

Приказчик грохнул кулаком по столу:

– Ты, щ-щенок, думаешь, что я того не знаю?.. Газетные щелкоперы всю п-плешь уже проели, ан нет: и вы, благодетели, т-туда же! А как же? Что, я против Кобриных пойду? Да накось выкусите, – он по очереди показал нам грязный кукиш. – Петра Устиновича не воскресишь, а из-за м-миллионов его я ш-шутить с огнем не намерен…

Мы с Данилевским переглянулись.

– Зато, Арефий Платонович, можно попробовать отстоять справедливость в суде! Снять, так сказать, грех с души… – вкрадчиво начал Данилевский.

У приказчика на лбу вздулись вены. Он кивнул головой, потом приложил палец к губам, затем нетвердой рукой поманил моего приятеля, будто намеревался шепнуть ему на ухо какой-то секрет, а потом вдруг сжал кулак и с размахом ткнул им Данилевского в лицо.

Студент ахнул и вскочил на ноги, зажимая ладонью разбитый нос.