Точка разлома

Здесь – Внешний Мир, который для большинства обитателей Пятизонья – коварная terra incognita.

– Так, говорят, эпидемия снова! – Гонта зло сплюнул. – Хотел очередную пульсацию за Барьером переждать. Едва не загнулся. Твои питерские меня в руинах подобрали…

В принципе, такое объяснение снимало большинство вопросов. После внезапной, опустошающей «Технореволюции», неистовой атаки морских исчадий техноса и загадочной эпидемии, унесшей жизни многих сталкеров[3], в отчужденных пространствах наступило зыбкое затишье. Поредевшие группировки, потеряв большинство бойцов, утратили былое влияние, часть сталкеров, опасаясь новых вспышек загадочной болезни, временно ушли за Барьер, скрываясь в руинах, на удалении одного-двух километров от внешнего периметра гравитационной аномалии. На таком расстоянии скорги хоть и впадали в «энергосберегающий режим», но их колонии разрушались не сразу, давая имплантированным людям возможность переждать очередную пульсацию Узла за границами Пятизонья.

– Почему опоздал?

– Да говорю же – бронекостюм, будь он неладен, энергии слишком много жрет! На половине пути пришлось энергоблок менять.

– Ладно. Чип давай. – Монгол опустил оружие.

У них со Славкой-Сухостоем существовали свои правила, коды опознания и договоренности.

Когда-то они вместе беспризорничали в руинах разрушенного мегаполиса, – прежде чем попасть в отчужденные пространства и стать сталкерами, оба пацана хлебнули немало горя, в одну ночь потеряв всё: дома, родителей, детство. Привычный мир рухнул, обернувшись воем сирен, военными патрулями, мародерами, спасателями, обезумевшими людьми, стойким запахом разложения, исходящим из-под руин, отчаяньем и безысходностью.

Всякое бывало. И голодали, и замерзали, дрались насмерть с одичавшими собаками и сверстниками за банку консервов, глоток воды, прятались от патрулей, сбегали из эвакуационных пунктов, – инстинктивно оба рвались назад, в зону тотальных разрушений.

Через год они со Славкой прибились к группировке «питерских» – в основном таких же подростков, которыми руководил некто Крамор. Работали проводниками, подземными путями переправляя через Барьер желающих попасть в отчужденное пространство Соснового Бора, затем, во время одной из вылазок, они со Славкой попали под удар пульсации…

Многое изменилось с тех пор. Оба стали сталкерами, прошли через имплантирование, повзрослели, их пути разошлись, – Славка теперь руководил «питерскими», Монгол же остался в Пятизонье, – но старой дружбы они не забывали, поддерживали связь, частенько выручая друг друга.

Мысли промелькнули, пока информация, записанная в чип, считывалась через особое устройство.

– Порядок.

Гонта, внимательно изучавший перекресток, обернулся.

– И к чему такая конспирация?

– Не конспирация, а предосторожность. – Монгол, ловко взобравшись на гору мусора, лег на живот. – Я кого попало за Барьер не вожу.

Гонта медленно и неуклюже взобрался на возвышенность. Двигаться при отключенной сервомускулатуре – удовольствие ниже среднего.

Впереди, метрах в трехстах за перекрестком, мутной непроницаемой стеной возвышался купол Барьера.

Разлом улицы упирался в дрожащую, клубящуюся серую субстанцию и исчезал в ней, но внимание Гонты привлек не Барьер, а крысы, перебегавшие от здания к зданию.

– Надо же… Живые. – Он подался вперед, стараясь вытянуть шею, но тяжелая экипировка не позволила.

Монгол вновь с подозрением покосился на него.

– Крыс никогда не видел?

– Видел, конечно, да уж и забыл, как эти милашки выглядят. – Гонта продолжал наблюдать. – До Катастрофы я диггером был. Жил в Новосибирске, все городские подземелья излазил.

– Зачем? – сухо осведомился Монгол.

– Адреналин, – охотно пояснил Гонта. – Кроме метро под Новосибирском много всяких подземелий. Некоторые по пять-шесть уровней насчитывают. Их еще в прошлом веке, во время войны построили. Чего там только нет! Склады военные, резервные командные пункты, убежища, в одном тоннеле даже техника боевая стоит. На случай войны. Интересно было. Городские коллекторы, «кабельники», подземные речки, заброшенные бункера, – драйв, в общем…

Монгол лишь хмыкнул в ответ.

Мир ласкового солнца, живых растений воспринимался в тускнеющих с годами воспоминаниях, как потерянный Эдем, врата которого захлопнула за спиной Катастрофа. Он откровенно не понимал, зачем спускаться во влажный стылый мрак, бродить в нечистотах, какой в этом толк? Что за удовольствие – уходить от солнца в мрачные, полуразрушенные временем бункера?

– Разные мы с тобой, – буркнул Гонта, словно прочел его мысли. – Меня в пятьдесят первом заживо похоронило. Я с тех пор только металлизированных тварей и видел… А ты зачем за Барьер подался? Жил бы себе…

Монгол уже не слушал его. Беспилотник, круживший в небе, резко ушел на посадку.

– Затихни!

В этот миг бледное зарево полыхнуло над руинами.

Гонта умолк на полуслове, Монгол болезненно поморщился: удар электромагнитного импульса вызвал вспышку острой боли – его импланты отреагировали на электромагнитный разряд, а вот Гонта даже не вздрогнул.

Через пару секунд помутившееся сознание прояснилось.