Точка разрыва

Страх полосовал ее тело, как сыромятный хлыст. Пайпер Блэкмор не вполне осознавала, что происходит. Она на полной скорости вылетела из морга. Потом резко затормозила, чуть не налетев на помощника шерифа Чиверса. На какую-то секунду ей показалось, что он явился причиной тревоги. Скорее всего Чиверс увидел, как она вошла в морг, и сейчас его напарник прокладывает себе путь в больницу Черной Долины под аккомпанемент сирены. Пайпер ожидала, что он наденет на нее наручники.

«У вас есть право хранить молчание…»

Но его побелевшие глаза ничего вокруг не замечали. Он был испуган, или смущен, или и то и другое сразу. Даже если Чиверс и увидел, как Пайпер Блэкмор выходит из морга, то не зафиксировал в памяти этот момент. Они обменялись взглядами, исполненными паники и недоверия, потом свернули каждый в свою сторону.

«Глупая, суеверная женщина, – журила себя Пайпер. – У меня и так нервный срыв, а что я делаю? Я вламываюсь в окружной морг. О, благоразумная Пайпер! Ведь ничто так не успокаивает, как общение с мертвецами и забавы с отрезанными частями тела!»

Кроссовки «Найк» жалобно скрипнули, но выдержали, когда она на полном ходу завернула за угол и побежала к выходу. Пайпер выбралась на свободу, во внешний мир как раз в тот момент, когда смолкла сирена.

Она замерла на пороге.

Что-то.

Пайпер оторвалась от дверного косяка.

Стерильные стены вибрировали от сотен бегущих ног.

Что-то.

Она сложила руки, вонзив ногти в кожу. Ощущение, которое появилось тогда, у гостиницы, вернулось, троекратно усилившись.

Что-то.

Ее страх невозможно было распознать. Хотя…

Практически не осознавая, что она делает, Пайпер Блэкмор резко развернулась и бросилась вверх по лестнице. Ее целью был второй этаж.

Проклятый дождь. Проклятый прогноз погоды, треклятый грунт. Рыхлая и тягучая почва засасывала его ноги, как новорожденный щенок материнский сосок. Он пробирался через лужи глубиной метр-полтора. Вода заливала через верх ботинок и лизала щиколотки, отчего, несмотря на дорогое водоотталкивающее снаряжение, появилось неуютное ощущение беспомощности.

Проклятое водоотталкивающее снаряжение.

Ему хотелось лишь немного поохотиться. Просто побыть одному в лесу. С ружьем в руках, с добычей на мушке, со звуком выстрела в ушах, с запахом пороха в ноздрях. Черт, даже опасность охоты в межсезонье не остановила его, но теперь жалкий дождик грозил сделать то, с чем не в силах был совладать закон и что сводило Кирби Борея с ума.

Черт подери, с ума.

Через три часа, через три часа настоящего ада он сдался. Пусть Библия идет к чертям. Аид не был больше хозяином огненного озера – оно стало обычным озером, милями и милями воды. Вода до подбородка и в ботинках, вода на волосах и под рубашкой. И он потратил на это воскресенье?

Проклятая неудача.

Кирби Борей блуждал где-то около грузовика или, по крайней мере, того места, где, по его мнению, должен был быть грузовик, как вдруг земля подалась вниз. Кирби, разбрызгивая грязь и расшвыривая листья, покатился по склону, как шайба по льду. Скользя, переворачиваясь, вертясь, проклиная. Или пытаясь сыпать проклятиями. В его рот, глаза, бороду набились обрывки листьев, веток, комки грязи. Капюшон соскочил, и дождь выбивал соло по черепу, как по барабану, нащупывал те немногие сухие места, которые еще оставались на его теле.

Очутившись у подножия холма, Кирби Борей имел вид тот самой земли, по которой ходил не так давно. Грязь, листва, мох и ветки сплошь покрывали его ноги, спину, лицо и руки. Борей потрогал ружье. По крайней мере оно было на месте. Он умудрился не повредить руки, что давало надежду, поскольку оружие оставалось заряженным.

И в стволе ружья тоже оказалась грязь.

– Только не ружье! Дерьмовая стрельба и вонючие пули! Проклятая грязь. Проклятые листья. Проклятый мох.

Кирби приподнялся на локтях, прочищая глаза от грязи. Он увидел что-то совершенно невероятное, поэтому закрыл глаза и открыл их снова. Но оно все еще лежало там.

Тело. Человеческое тело.

– Проклятье, – сказал он.

А тело… Оно ничего не сказало.

Дин делал пометки в записную книжку с закрученным спиралью переплетом, которую всегда носил с собой. Цифры выглядели как следы от крысиных когтей в шкафу. Вся информация, полученная из обрезка испорченной школьной доски, была тщательно зафиксирована в логарифмических координатах, и результаты подсчетов выведены на бумаге.

Он не уставал напоминать своим студентам, что наука состояла на 45 процентов из сбора информации, на 40 из объяснения этой информации, 10 процентов отводилось вдохновению и 5 – глухой и слепой фортуне. Хотя иногда, надо признаться, процентные соотношения могли радикально меняться.

Дин захлопнул записную книжку и положил ее в нагрудный карман. Сбор данных разогнал иррациональный страх, давивший ему на плечи с той ночи. Факты и цифры. Неподдельность науки. Его бастион. Его спасение.

Трумэн встал и расправил пальто. Провел рукой по темным волосам, кое-как пригладив их. В воздухе носился запах свежеструганого дерева. Дин взглянул в окно на холм Хокинса, где до смерти была изрезана Мередит Гэмбел.