Точка росы

— Ваш компаньон Фальконе сказал, что в купе вы повели себя странно. Об остальном я догадался сам. Но хотел бы послушать и вашу версию. Началось всё, как я понял, с того, что вас разозлили флотские?

— Верно. Меня всегда интересовала наука, творческий поиск. И в теоретическом плане, и в прикладном. Безусловно, технический прогресс — это способ сделать быт человека ярче, комфортнее, интереснее. Это важно и нужно. Но ещё важнее, что техника становится инструментом познания. Понимаете, мистер Логвин? Познание, а не истребление! А тут мне вдруг предлагают… Не хочу даже вспоминать…

Вуд торопливо сделал очередную затяжку.

— И вот я сижу в купе, таращусь в свои заметки. Накручиваю себя. Лезут в голову мысли насчёт того, что человек способен испоганить любую вещь, любую идею, даже самую безобидную… А потом поднимаю голову, и этот вагон, в котором я еду, вдруг представляется мне циклопическим чертежом, к тому же трёхмерным. Причём чертёж начинает сразу сминаться и искажаться… Как будто техническая идея, заложенная в него, попала на вибростенд, который пошёл вразнос… Чрезвычайно странное ощущение — и запомнилось накрепко, хоть и длилось всего секунду… А за окном при этом померещился блеск. Я машинально выглянул, но там был только пустой перрон… Да, в пересказе всё это звучит как бред, но…

— Не беспокойтесь, я вполне представляю, что вы тогда ощущали.

— Ах да, вы же тоже видели… Слушайте, мистер Логвин, вы можете объяснить, что это за феномен? Какова его физическая природа?

— Нет, мистер Вуд. Мне жаль, но в науке я вообще — полный ноль. Уверен только в одном — эти штрихи действительно существуют. И там, на станции, они, ну… Конденсировались активнее, что ли, если так можно выразиться…

— Что ж, приятно получить подтверждение из независимого источника. Но тогда, в поезде, я решил, что у меня что-то с головой. Галлюцинации на почве нервного стресса или вроде того. И вообще самочувствие заметно ухудшилось, навалилась апатия. Поэтому, приехав домой, я сразу позвонил в клинику…

— Простите, я почему именно в «Талый лёд»? Они на вас сами вышли?

— У меня была визитка доктора Гланца. Мы с ним познакомились в университете, на благотворительном вечере. Перебросились парой фраз, обменялись контактами. А после тех видений я о нём вспомнил.

Стэн подумал — ага, у доктора прямо-таки чутьё на людей, которым надо вручить визитку. Вслух же спросил:

— И как вам помогли в клинике? Хоть что-нибудь объяснили насчёт штрихов?

— Доктор использовал обтекаемые формулировки. Клиника, по его словам, специализируется на искажениях восприятия. А пациентами становятся те, чья профессии тесно связаны с творчеством — хоть с научно-техническим, хоть с художественным. Я там встретил и математика, и поэта, и галериста… Так вот, мой случай поначалу крайне заинтересовал доктора. Он подробнейшим образом расспрашивал меня о том, что я видел. Горел энтузиазмом буквально. Но через несколько дней явственно охладел…

— Вот как? — удивился Стэн. — Почему?

— Не знаю. Хотя, возможно, повлиял мой настрой. Апатия так и не отступила — наоборот, усилилась. В отличие от доктора, я не хотел копаться в своих видениях. Предпочёл бы о них забыть. А главное, я не знал, чем займусь после выписки. Потому что работа, которой я посвятил столько лет, стала мне отвратительна. Я эмоционально перегорел… Как бы то ни было, доктор Гланц от меня отстал. Штрихов я больше не видел, физически чувствовал себя сносно. В итоге выписался из клиники, но в компанию не вернулся. Свою долю в бизнесе передал компаньону…

— А почему из дома уехали?

Вуд невесело усмехнулся:

— Всё-таки я, похоже, слегка тронулся умом. Даже в собственном доме стал чувствовать себя неуютно. Хотя некоторая логика в этом тоже имелась — я ведь прежде работал не только в офисе днём, но и в домашнем кабинете по вечерам. И вот теперь, после клиники, я слонялся по комнатам и чувствовал там… Затрудняюсь с формулировкой… Какой-нибудь магнетизёр-шарлатан употребил бы здесь слово «аура», но мне претит подобная лексика…

— Ощущалась вибрация, как в купе?

— Не совсем. Не так интенсивно.

— Неприятный призвук или оттенок?

— Не то чтобы неприятный сам по себе. Однако он напоминал о работе, а потому раздражал. Я ругал себя за то, что впадаю в мистику, но ничего поделать не мог. Выгреб из сейфа свои последние наработки, свалил всё в картонный ящик, отнёс в подвал. А наутро, когда прекратился дождь, спалил во дворе. Злость меня давно отпустила, просто я не хотел, чтобы мою работу продолжил кто-то другой.

Стэн прикинул — вот, значит, почему именно в подвале проявились штрихи. Но эмоциональный накал у Вуда к тому моменту уже иссяк, поэтому штрихи остались нейтральными. Дремали без дела, пока не началась драка… А в комнатах наверху их и вовсе не было — там только общий фон, призвук, подпорченный вниманием гангстеров…

— Кстати, — сказал Стэн, — а при чём тут Коготь?

— Простите, кто?

— Известный гангстерский босс. Его люди следили за вашим домом. И даже вынесли все оставшиеся бумаги из вашего кабинета. После них «аура», о которой вы говорили, стала более неприятной.