Точка росы

У Ланы вся морда седая, нет в ней больше той неутомимости, с какой она преследовала зайцев и лис, — могла так увязаться за добычей, что возвращалась из леса через несколько дней, в которые Юрий Иванович объезжал на своей «Ниве» окрестные деревни — от Барятино до Похвиснево, расспрашивая, не видал ли кто собаку. Юрий Иванович тоже сдал, год болел и следующей осенью из скуластого, с кровяным румянцем крепкого мужика превратился в неловкого старика. Стопку он половинил, чтобы не расплескать в дрожащей руке. Сергей привязывал ему крючки и ставил бубенцы на донки.

Сергей по профессии — наладчик геологоразведочного оборудования, ездит в самые отдалённые уголки страны. Их с Юрием Ивановичем походы за налимом стали ритуалом. После исчезновения Васильича неженатый Сергей летом почти не бывал на даче. Раньше Васильича подкармливали соседи, он предпочитал вольницу дачной жизни каменному мешку хрущобы близ метро «Пролетарская». Теперь же Сергей впервые в жизни провёл отпуск за границей. По выходным он в посёлке бывать не любил, не переносил тесноты шести соток и громких соседей. Осенью, когда дачи пустели и облетевшие сады этого солнечного посёлка, спускавшегося к Оке по известняковым отвалам старой засыпанной каменоломни, выглядели его личной собственностью, он приезжал и для начала выкашивал заросший бурьяном участок. В конце октября начиналась налимья охота, специально для которой Сергей припасал шведской водки.

В ту ночь речь зашла о страхе. Сергей вспомнил, как однажды летом он переплывал Оку и на середине плёса у него свело ногу, судорога поползла к паху. Он еле справился с паникой и потом долго брёл к лодочной переправе. И всё-таки решился переплыть обратно самостоятельно.

— Но это мелочи по сравнению с моим самым большим страхом, — сказал Сергей. — А вам, Юрий Иванович, давно страшно было?

— Не знаю. Давненько… — ответил старик и взял из костра головёшку, чтобы прикурить папиросу. — Мне тогда девятнадцать годков только стукнуло. О ту пору хотели меня выгнать из училища. Из Каспийского высшего военно-морского… — В голосе старика затвердела гордость.

— Юрий Иванович, за что?

— За неподчинение старшему по званию. Был дежурным на танцульках в Доме офицеров. Замначальника училища по строевой части капитан второго ранга Кабанов в пьяном виде отдал приказ, который мною не был выполнен. Кто-то опрокинул фикус. Кавторанг ко мне, да на «ты», отчитал при девчонках. Я снял повязку да ка-ак швырну ему под ноги.

— Сильно.

— Уж дальше некуда. Полный дурак. Отчисленным по дисциплинарной провинности время обучения в училище не засчитывалось в срок службы. Мне светило три года срочной в морских ПВО. На Каспии полно островов, на них меня как раз бы и сослали. Спасло то, что на следующий день я отбыл на практику на сторожевике. Мы вышли в море в самый шторм. Болтанка, все травят, а мне — чем хуже, тем лучше: я на отчисление намечен. Суда на полном ходу выдвигались на рейд — переждать. Шли цепью по фарватеру, в лоб волновому фронту. На нашем корабле в клюзе заклинило якорную цепь. Якорь бился о корпус. Молодой капитан решил, что покраску корабля следует беречь больше, чем людей. Отрядил баковую команду — трёх матросов — высвободить цепь. Волны перекатывались через нос корабля. Я входил в баковую команду вместе с Ковалёвым и Корниенко. Мы кинули жребий на спичках. Выпало Корниенке, и мы помогли ему обвязаться верёвкой: с кувалдой за поясом он должен был спуститься к клюзу и выбить звено цепи. Мы были в спасательных жилетах, стена волны лупила и рушилась, валила с ног. Борт проваливался в пропасть, к нему не подойти. Корниенко перекрестился и полез. Что он кричал, я не слышал. Что кричат от страха? Я махнул Ковалёву: «Подымай!» Волна вздыбилась над кораблём, обрушилась на рубку. Я видел, как взмыл Корниенко. Потерял сознание, но прежде увидел себя и Ковалёва со стороны, как мы летим над палубой. Ковалёва смыло. В такой шторм спасательные работы по «человеку за бортом» не проводят. Корниенку подняли. Он скончался на следующий день на соседней койке в госпитале. Медсестры говорили между собой: «Мешок с костями». Против капитана команда выставила бесполезный рапорт. А меня не отчислили, но списали по контузии.

— Эх, Юрий Иваныч, геройский вы человек, — вздохнул Сергей, они чокнулись и зажевали кусочками мочёного яблока. — Что же дальше?

— Дальше всё примерно с тем же успехом. С морем расстаться я не пожелал и отходил лето радистом по Каспию на транспортных судах, в дивизионе плавсредств ПВО. Это были самоходные баржи времён штурма Энзели. Двигатели на них допотопные, ещё не дизельные, двухтактные, одноцилиндровые, работали на сырой нефти. Часто глохли, и, чтобы запустить такой движок, нужно было свечу выкрутить и раскалить её паяльной лампой. А пока не запустишь — ты в открытом море терпишь бедствие. Потому что любое судно без хода в открытом море по определению обязано дать SOS.