Точка сингулярности

Однако я все-таки позволил себе расслабиться. Мокрый от беготни из вагона в вагон, от перепрыгивания через три ступеньки на лестницах, от проскакивания сквозь уже почти схлопнувшиеся двери, я шел теперь медленно, дышал запахом близкого моря, осенней свежести, вековых отсыревших камней и любовался сонно притихшим Рипербаном без иллюминации и разгоряченных толп. Это было очень милое, я бы сказал трогательное зрелище — улица красных фонарей днем. Растрепанная, усталая, ещё толком не проснувшаяся, но по-своему очень красивая женщина средних лет на утро после ночи любви — вот что такое Рипербан в половине первого. Пополудни. Я посмотрел на часы и сразу с улыбкой вспомнил песенку, которую нам немедленно начала исполнять Бригитта, стоило ей только узнать, куда мы едем:

Рипербан, Рипербан, половина первого
Каждый делает, что он хочет…

В половине первого ночи здесь шла отчаянная гульба — никто ничего не стеснялся, не только под крышами кабаков, бардаков и притонов, но даже и на улице. Сейчас тоже каждый делал все, что хотел, да вот только желание было у всех одно — спать, спать, спать!

А я-то как раз уже проснулся и бодро свернул по Давидштрассе мимо всех бесстыжих реклам, мимо буднично пристегнутых к специальным столбикам велосипедов, мимо деловитых клерков, спешащих на обед в ближайшее кафе, мимо сонных вышибал, скучающих у дверей клубов так, для порядка, мимо уныло задраенных ворот развратной Хербертштрассе — вниз, к пассажирским причалам, откуда уже доносились гудки теплоходов, мерный шум дизелей, резкие, лающие объявления из громкоговорителей и разноязыкий гул портовой публики.

Последнюю попытку, выявить хвост я предпринял, проторчав несуразно долго перед витриной с очень странной выставкой. В центре композиции располагался женский манекен в дырявых колготках и грязноватом белье под изодранным в клочья платьем, а вокруг были набросаны и расставлены по полочкам предметы, которые мог собрать в одном месте разве только шизофреник: ювелирные украшения, детские игрушки, запечатанные презервативы, стреляные гильзы, зажигалки, авторучки, конфеты, шарики для пинг-понга, банка консервов без этикетки, щетка для мытья унитазов и две палки сухой колбасы. Надпись на стекле гласила: «Все эти вещи найдены в городской канализации». Другие комментарии отсутствовали, и я так и не понял, что это: стол находок, произведение сюрреалистического искусства в духе Сальвадора Дали или своеобразное напоминание: «Граждане! Не бросайте в канализацию что попало! Там и без вас дерьма хватает».

Однако за решением этой животрепещущей проблемы я не забывал и о главной цели своей остановки. Потому не все время пялился в витрину — а, делая вид, что назначил в этом месте встречу, периодически нетерпеливо озирался и даже шею вытягивал от усердия. За десять минут таких упражнений я сумел убедиться: ни один человек не скучает здесь со мной за компанию. Оставалось предположить, что слежки больше нет или же что за мной теперь наблюдают иначе: из автобуса, стоящего метрах в ста отсюда, с маяка в километре от берега, со шпиля собора Святого Михеля, со спутника на орбите, ну и так далее.

А ещё не покидало ощущение, что даже выставку этой ахинеи устроили здесь специально для меня. Абсурдная, конечно, догадка, но если вспомнить, как они вербовали меня летом девяносто пятого, поставив на дороге в десяти верстах от моей глухой деревни шикарный джип со жратвой, рацией, оружием и девицей-красавицей в придачу — если вспомнить весь тогдашний сюр, можно очень легко поверить во что угодно. Служба ИКС никогда не скупилась на оригинальную выдумку. Неслабая хохма получилась у них и теперь.

«В порту тебя сами найдут», — поведал мне Кедр. Нашли меня, однако, на железнодорожном вокзале и, похоже, совсем не те, кого я ждал, а в порту…

Морской порт Гамбурга, расположенный, собственно, не на море, а в эстуарии Эльбы, это, доложу я вам, целый город с многочисленными островами, проливами, доками, складами, электростанциями, домами, мостами, проездами, причалами, магазинами, ресторанами, офисами…

Однажды ко мне в Москву из Томска приехал друг-фантаст Юрик Булкин. Чуть позже прилетела оттуда же его девушка. Так мой сибиряк не придумал ничего лучше, как назначить ей встречу «в метро на Пушкинской». «Где именно?» — спросил я. «Ну, ты же возле Пушкинской живешь, правильно? Вот я и договорился встретиться там в метро». Объяснять ему что-то было бесполезно, пришлось пойти вместе, и, поставив бедолагу непосредственно на станции Пушкинской в центре зала, бегать самому с Горьковской на Чеховскую, пытаясь опознать подругу незадачливого томича по фотографии. Мысль о том, что она ждет своего любимого в одном из верхних вестибюлей, я просто гнал от себя, как кошмарный сон. Часа через полтора мы, наконец, встретились, причем именно на Пушкинской и ровно в том самом месте, где стоял Юрик. Любовь оказалась сильнее жестокой суеты московского метро и топографического кретинизма писателя Булкина.