Точка слома

…Тем временем Павлюшин валялся в своей холодной комнате. Окровавленный топор лежал около тумбы, сам убийца дергался в конвульсиях на своей грязной койке в психическом припадке.

На его грязном лице выступил пот, глаза дико смотрели на потолок, а губы что-то шептали; голоса звучали еще громче и отчетливее, головная боль иногда становилась невыносимой, а галлюцинации преследовали его почти постоянно.

Так он пролежал с минуту, а потом резко вскочил и крича что-то невнятное, схватил топор, бросившись на свою жену, которая влезла в комнату через окно.

Он повалил ее на пол, уже в который раз избивая топром, впрочем, на самом деле топор лишь разрубал гнилые доски пола, раскидывая в округе щепки. Он рубил ее, кровь брызгала по всей комнате, хотя, на самом деле, это коричневые и мокрые щепки разлетались повсюду. Вдруг тот самый голос, прекратив кричать «Убей», выкрикнул: «Зачем самому рубить лес и ловить щепки?»

Павлюшин упал на спину и завыл словно волк. Ее тело исчезло, кровь тоже странным образом смылась и лишь вырубленные ямы в полу, да щепки находились на месте тела. Павлюшин еще что-то бормотал, а потом упал в обморок.

В обмороке он оказался в каком-то заброшенном здании, где у костра сидел мужчина, в прожженной зеленой шинели с винтовкой, у которой был обломан приклад.

–Не ожидал вас тут увидеть – сказал человек.

-А… а кто вы? – запинаясь спросил Павлюшин.

-Я? Я эскулап без границ. Лечу все души, которые ко мне приходят.

-А почему они к вам приходят?

-Потому что осознают, что им нужна помощь.

-Я этого не осознавал!

-Знаете, когда серые крысы бегут с корабля, они тоже не осознают опасности – они просто бегут. Мы ведь кто? Мы просто животные, которые перешли из животных в более развитых животных. Однако почти всегда, по крайней мере, в самых важных ситуациях, мы ведем себя как обычная тупая живность. Легче всего жить – зоологам. Они знают, что делать в опасных ситуациях, ибо знают, что в таких случаях делают остальные твари. Однако знаете в чем минус наших людей?

-В чем?

-В том, что мы сами ставим себе рамки. У животных нет рамок – они живут инстинктами, но для них и это не рамки. А мы, помимо инстинктов, ставим себе еще какие-то бессмысленные ограничения, вроде норм морали и подобной ереси. Мы сами, непонятно зачем и для кого, усложняем себе существование. Заставляем вести себя культурно, заставляем себя не ссать на улицах, заставляем себя не убивать других особей ради удовлетворения. И лишь избранные, лишь мизер избранных, эти рамки ломает и становится обычным животным – он возвращается к своим истокам. И таким людям легче всего жить – им ничего не мешает. Чаще всего ко мне приходят такие люди. Они сломали рамки, но память об этих рамках не дает им покоя, они волнуются и переживают из-за того, что их сломали. Вот вы – сломали рамки, вы стали убивать подобных себе особей, но остатки этой мерзкой, никому не нужной человечности не дают вам покоя, беспокоят, мол, нельзя же убивать.

-Вы… вы правы…

-Так вот – забудьте это дерьмо. От него нет никакой пользы. Вы сломали рамки и все сделали правильно. Абсолютно все. Забудьте ту мерзость, что вам прививало человеческое общество долгие годы, забудьте и живите свободно, как обычный волк, например. Живите свободно и наслаждайтесь этим!

-Вы… вы уверены, что так можно?

-Так нужно. Вскоре все люди это поймут и начнут рубить друг друга и жить по животным законам. И парадокс в том, что они лишь тогда получат реальное счастье!

Павлюшин еще долго смотрел на этого Гения, который ворочал палки в костре, пока тот не растворился, а перед глазами не встал сгнивший потолок барака.

…Вечером Летов оказался один в доме. В глазах стоял труп, каждый порез на нем, каждая окровавленная рана. Горенштейна не было рядом – видимо, он или в участке задержался, или был с Валентиной. Летова трясло – холодный пот проступал по всему телу, конечности дергались по повиновению какой-то неведомой силы, а в голове слышался один лишь звон.

«Нет, нет, нет, нет!» – бормотал Летов, пытаясь выгнать из своей головы картинки трупа, но не мог – подсознательно они ему были приятны, он хотел видеть это. Его «Оно» диктовало правила, а избитое «Сверх-Я» проигрывало в этом сражении. Летов раз за разом просматривал порезы, лужи крови, отрубленную руку. Его трясло, ибо он понимал – это ужасно, но для его воспаленного разума – приятно.

Мозг Летова генерировал ощущение приятного, ощущение облегчения, спасения от той жуткой боли, которая будто поселилась в нем навсегда – и эти спасительные ощущения давал вид трупа. Конвульсии и пот появлялись лишь от того, что Летов пытался побороть их, заставить себя не думать о трупе, заставить себя вернуться в первозданное состояние боли и жути. Но не мог.

«Убийство сделает тебе легче» – пронеслась в голове Летова мысль и застыла кровавыми буквами перед глазами.

«Нет!» – закричал на всю комнату Летов, вскочил с кровати и принялся носиться по всей комнатушке, врезаясь в стены и периодически падая на пол.