— Ты беседовал с моим отцом?
— Знаю, что тебе это не нравится, но я решил поделиться с ним своими планами.
— Какими же?
Он порылся в своем пакете и, улыбнувшись, вытащил плитку шоколада «Дав».
«Нет, — подумала Сонора, — это больше похоже не на улыбку, а на самодовольную ухмылку».
— Это шоколад. А есть еще кое-что получше шоколада — натуральные алмазы. — И Чес, вытянув руки, поднял черную бархатную шкатулку. — Подари мне счастье, Сонора.
— Ты полагаешь, я должна подпрыгнуть за этой коробкой?
Он плотно сжал губы и придвинулся к ней еще ближе:
— Оставь эти игры, Сонора, и прямо скажи, что ты думаешь.
У нее перехватило дыхание.
— Ты сейчас напоминаешь мне моего покойного мужа.
Чес открыл и снова закрыл рот, напряженно сглотнул, а затем решил показать всем своим видом, что ее замечание лишь слегка позабавило его.
— И это все? — с усмешкой спросил он.
— Надо прямо сказать, что это отнюдь не комплимент в твой адрес и я не хочу повторять одну и ту же ошибку дважды.
— Может, было бы лучше, если бы он остался жив, — пробормотал Чес.
— А еще лучше, если бы я просто рассталась с ним.
Он медленно покачал головой:
— Мне казалось, ты будешь счастлива замужем, я просто уверен в этом. Но видимо, что-то случилось и ты не хочешь со мной этим поделиться.
— Возможно, мне просто не нравится перо на твоей шляпе. Или то, что ты все время насвистываешь мелодию из «Кармен». А может быть, мне не по душе, что ты участвуешь в этих махинациях с «Фрисби».
— А что плохого во «Фрисби»?
— Ничего, если бы только ты все время не повторял, что это твоя последняя операция, и держал свое слово.
— Ты насчет той аварии, не так ли?
Сонора склонила голову набок:
— Причин и без того хватает, тебе не кажется?
— Я обещаю, обещаю тебе. Ничего подобного со мной больше не случится.
— Ты прав, такое вряд ли еще раз повторится, Чес. — Она посмотрела ему прямо в лицо. — Да, это была крупная операция. Тебе удалось тогда отвертеться. По какой-то неведомой причине — наверное, чисто случайно — ты стал вдруг рассеянным за рулем. Ты специально врезался в «вольво» и, получив вмятину на кузове, выскочил из машины, крича водителю, что это я во всем виновата, что я вывела тебя из равновесия. Ты использовал машину как орудие…
— О, не могу поверить своим ушам! Так ты, выходит, обиделась?
— Иди-ка домой, Чес. Я устала от тебя.
— Вот, значит, как? — Он помялся секунду, затем, сделав три шага, обернулся и пригладил ладонью пышную черную шевелюру — предмет его гордости. — У тебя кто-то появился, что ли?
— Все, Чес, дискуссия окончена.
Он поставил бархатную шкатулку на пол возле ее ног и спросил:
— Не хочешь взглянуть на это?
— Нет.
— У меня есть еще и шампанское. В пакете. Могу оставить его, чтобы сегодня вечером ты отметила свое одиночество.
— Забирай все и уходи.
Он поднял с пола свой пакет и коробку, забыв, однако, про шоколадку, завалившуюся между подушками дивана. Сонора проводила его до дверей.
Уже у самого порога Чес обернулся и процедил сквозь зубы:
— Я забираю назад свое предложение жениться на тебе, Сонора. А ведь мы могли бы стать шикарной парой.
Она кивнула головой в сторону кабинета, где находились дети:
— Эти игры в идеальную пару уже не для меня, Чес. У меня есть семья.
— Оставайся при своем, если хочешь, Сонора. Но вряд ли тебе еще удастся найти кого-нибудь, кто согласится жить вместе с двумя детьми и псом, который вечно мочится на ковер.
— Действительно, трудно отыскать более ценного кандидата.
Сказав это, она захлопнула дверь перед его носом. Вдруг раздались аплодисменты — Тим стоял на лестнице рядом с Хитер, которая подбежала к Соноре и крепко прижалась к ней лицом.
Тим одобрительно помотал головой:
— И правильно сделала, мам. Не стоит выходить замуж на таких условиях.
Сонора услышала раскаты грома и в тот же момент почувствовала легкий хлопок по руке. Вспышка молнии осветила комнату. Хитер стояла с широко открытыми глазами, прижавшись к дивану, и держала палец во рту. Она была одета в белый банный халатик с розочками и свои любимые легкие тапочки, которые были ей уже малы. По-видимому, она бродила по дому в поисках любимого одеяла.
Комната вновь погрузилась во тьму, освещаемая лишь мерцающим светом телеэкрана да зелеными огоньками видеомагнитофона. На экране Харрисон Форд чинил сломанную птичью клетку.
Сонора отодвинула топтавшегося у ног Клампета, подняла с колена наполовину съеденную плитку «Дава» и протянула дочери дольку шоколада:
— Боишься грозы?
Хитер кивнула, заползла на диван и положила головку на плечо матери:
— Мамочка?
Сонора зевнула.
— Ну?
— А ты будешь дома, когда я проснусь завтра утром?
Раздался телефонный звонок, и Клампет открыл свои обрамленные красными веками глаза. Сонора извлекла руку из кокона, который она устроила из подушки-грелки, и взяла трубку радиотелефона, заметив при этом, что руки у нее слегка дрожат. Опять Вспышка? Кто же еще может звонить в такое позднее время? Записывающее устройство было на месте. Сонора сглотнула слюну и прислушалась:
— Сонора Блэйр на проводе.
— Сонора? Прошу прощения. Я понимаю, что уже поздно, но я весь вечер был в пути.