Точка возврата

Про Казахстан Ладе, конечно, рассказывали, но она не особо слушала эти байки. Подумаешь, окраина, скучная, серая, далекая. Люди везде одинаковые. Тогда она еще верила, что цивилизация вездесуща, а прогресс всесилен, как божество. Хотя уже был случай убедиться в обратном, но то ведь пустяк, шутка природы. Где-то месяц назад взяла домработницу – таджичку, ясное дело, чтобы сэкономить. Такую не забудешь: одета пестро и как попало, растерянна, покорна до раболепия. Черты лица правильные, черные волосы вьются змеями – восточная красавица из сказок «Тысячи и одной ночи». Тупость, медлительность и неуклюжесть в каждом взгляде и движении. Это уже не Шахерезада, а дикарь Пятница. Два дня Лада прилежно объясняла очевидные вещи, чувствуя, что сама бы сделала гораздо быстрее и лучше. На третий решила, что красотка уже опытная, поставила в микроволновку пирог, велела следить за ним и убрать, когда запищит, а сама отправилась с малышом в поликлинику. Запах гари почувствовала еще в машине. Из открытых настежь окон валил дым. Первая мысль о пожаре. Какое счастье, что ребенок здесь! Сунула малыша мужу, кинулась к подъезду, взлетела на этаж, толкнула дверь – та подозрительно приоткрыта, едкий дым щиплет глаза, ничего не видно, под ногами скользит что-то твердое, оказывается, стеклянная миска с обугленными останками пирога. Лада глянула на прожженный паркет и задохнулась от смеха, кашля и крика. Домработница что-то лепетала, хлопая длинными черными ресницами. До Лады с трудом дошло: горящий предмет испокон веков выносят на порог хижины. Это – импринт, все остальное неважно. Стой дикаркой она рассталась сразу же, но вот опять гость из прошлого, этого так просто не выгонишь.

Старик презрительно оглядел скромненькую встроенную кухню в стиле hi-tech.

– Евроремонт, что ли?

– Нет, конечно. Но материалы современные! Ладе нравилась ее кухня.

– К чему вся эта дребедень? Баловство одно! Или мужнины деньги покоя не дают?

Брезгливо убрал со стола торт и скривился:

– Такое не ем, поросячья еда! И посуду фарфоровую убери, не признаю ее, хлипкая. Недолговечная!

Тут же на стол шлепнулся неряшливый газетный сверток. Звякнула нержавеющая миска. Старик нашарил в кармане складной нож из тех, что даже во времена Ладиного детства казались неопределенно старыми, и принялся терзать копченую ржаво-коричневую рыбу на засаленной газете.

Ошметки летели на новые светло-голубые обои в беззащитных серебристых блестках.

Настенные часы в виде кошачьей морды уныло опустили усы. Половина четвертого. Валерка придет не раньше чем через полтора часа. Лада не выдержала и закричала с предательскими слезами в голосе:

– Как вам не стыдно мусорить, это безобразие!

Всегда не любила рыбу, а сейчас просто ненавидела. Старый хрыч невозмутимо улыбался.

– Ох, уж эти бабы! Одни капризы да истерики! Подумаешь, рыба ей не нравится! Не ешь! Я уже не в том возрасте, чтоб с вашей сестрой заигрывать.

Лада горько пожалела о том, что не умеет неистово и самозабвенно ругаться. Не получается – и все тут. Слишком много думает, спонтанности нет. Выходит жалко, как у обессилевшего ребенка. Валера всегда смягчался в такие минуты. Прижимал к себе, большой и сильный. Настоящий слоненок. Она тотчас разозлилась на себя за нежность к мужу: ведь это он во всем виноват, родственные чувства, видите ли, взыграли ни с того ни с сего! Еще раз взглянула на старика, сосредоточенно жующего рыбу беззубым ртом, и ринулась в ванную.

Лада очень долго мыла руки, несколько раз намыливала, взбивала пену. Точно хотела избавиться от запаха рыбы, затхлости, грязи и зла. Какое может быть зло?! Все это мистика, заигравшееся воображение. Вытерла слезы, умылась, лицо без косметики до смешного детское: вздернутый носик, большие глаза, прямо Алиса из мультика. А ей уже двадцать пять, совсем взрослая. Выключила кран. Ворвался детский писк и впервые принес облегчение. Обычно, что греха таить, когда слышала, все внутри сжималось: опять впереди марафон, конец передышке.

Лада подбежала к кроватке, подхватила, прижала малыша к груди. Маленький, хрупкий, беспомощный… Смотрит радостно, внимательно, взгляд уже научился удерживать, улыбнулся, неумело растягивая губки.

– Артошка, Артемий! Солнышко мое! Тут за спиной проскрежетал кашель.

– Дай правнука-то подержать! – и протянул свои коряги. – Ты не бойся, я руки сполоснул после рыбы.

– Вы, должно быть, простужены, заразите ребенка.

– Ну, это ты загнула, Ладка! – отрезал дед. – Никакая хворь меня со времен войны не берет. А кашель – это от курева.

– Ну, ладно, только на минуточку! – тревожно почему-то стало, будто навсегда забирали ее маленького птенчика.

Глава 2 Все не так. Назад в прошлое

Петр Константинович отдал Ладе младенца в голубых бархатных ползунках, подумал неприязненно: «Чистенький, сытый и пахнет как-то не так, как должны пахнуть дети. И это единственное, что я оставил после себя». Почему-то внука Валерия он не брал в расчет.

Слишком уж все здесь его раздражало: и душная от обилия финтифлюшек квартира, и эта глупая заносчивая девка.