Точка возврата

– Все. Пора! – опустилась на табуретку в коридоре, устало облокотилась на стену, нечаянно увидела зеркало, стала вяло приглаживать волосы. – Что я скажу маме?

– Она тебя поймет!

– Кстати, твоя мамаша тут накинулась на меня по телефону, я ее послала, – сказано почти равнодушно.

«Действительно, что сейчас имеет значение? Только не мать с ее инквизиторской правотой и кучей правил, которые расшибись, но соблюди! И не оставь Ладка Тошку одного, все было бы хорошо…» – мысли вяло крутились на одном месте.

Лада всхлипнула, вытерла нос рукавом безразмерного серого свитера. Лицо красное, опухшее, словно у аллергика. Мучительно долго возилась со шнурками, будто завязать их невыносимо сложно, как для ребенка. Маленькая, слабая девочка, а ведь всегда была такой сильной и взрослой – или казалась? Валерий неловко переступил с ноги на ногу, накинул на плечо розовую сумку, взял ключи.

– Пойдем!

Лестничная площадка, лифт, подъезд… Все мимо, незаметно, как во сне. Солнце долбануло неожиданно ярко, будто стараясь разбудить. Не вышло. Так они и шли до гаража на автопилоте, ничего не замечая вокруг.

Замок громыхнул о железную стенку «ракушки», Валерий привычно засуетился, Лада заговорила:

– Вот ты все вбивал мне в голову, что дед на самом деле – тот парень с фотки, Надеждин! Пусть так, но не все ли это равно?! Тошку-то не вернешь! – с силой дернула сумку на себя, где-то поблизости звякнуло разбитое стекло.

– Нет! Врага надо знать в лицо!

– Сказки из прошлого не помогут его найти! Важно здесь и сейчас!

Он обнял ее, удивившись переполнившей его нежности: «Все будет хорошо!»

Исходившее от этих слов тепло обожгло старика через железо перегородки.

«Он любит ее!» – уныло констатировал здравый смысл. «Этого не может быть, не должно! Фальшь, слюнтяйство!» Хотелось крикнуть, обвинить, обязательно, иначе разрушится мир. С трудом сдержался. «И о каком еще Надеждине талдычит эта свистушка?» Тут дошло: случилось то, чего он так хотел. И что же? Да ничего! Все пусто! Даже не сразу признал свою фамилию, слишком отвык за шестьдесят лет. Связующая нить истлела и перетерлась, остался лишь крохотный, жалкий обрывок. Левка Надеждин окончательно канул в мутную воду. Поток все крутился перед глазами, шумел, сливаясь со звуком мотора. Отъехала черная «тойота», не такая чистая, как обычно, машинально отметил про себя старик. «Всю жизнь их разворошил, и что же дальше?»

Лугов, именно Лугов и никто другой, стоял, как потерянный. Злой рок усмехался, окончательно победив. В ушах назойливо звучали прицепившиеся обрывки фразы: «Здесь и сейчас!» Невольно огляделся. Москва с новостройками, наглыми огнями реклам и вечно мельтешащими машинами, чуждая, словно Марс.

Петр Константинович тяжело оперся о край гаража и начал медленно, по-стариковски, выбираться на дорожку. Подальше отсюда, назад, в берлогу. Все вдруг осточертело, потеряло смысл. Еще полчаса назад он гордился тем, что так здорово обосновался, всего в пяти минутах ходьбы от внука. Все радовался про себя: «Ни за что не найдут! Прятать лучше всего на поверхности». Эта оказия подвернулась еще осенью, до больницы. Однажды сидел в парке, вдыхая запах подгнившей, мокрой листвы. Рядом опустился человек, по виду моложе лет на десять, в советском синем спортивном костюме с белой пластмассовой молнией, раздражающе бодрый и моложавый.

– От смерти не убежишь! – вполне дружелюбно заметил Лугов.

– А я попробую! – человек добродушно улыбнулся.

Бесцельно блуждая от темы к теме, добрались до сдачи комнаты. Неплохая прибавка к пенсии, но вот беда – квартирант съезжает после Нового года, надо подыскать другого. Дом рядом с парком, хорошее место, недорого. Петр Константинович записал телефон, просто так, на всякий случай. Уже в марте, перед выпиской, позвонил, о цене сговорились легко. Смотреть жилище не стал, без разницы. Уплатил за полгода вперед, не задумываясь. Переехал на следующий день. Лишь открыл дверь, в нос ударил запах псины, оскалились три лохматые дворняги. Лугов потрепал по голове самую крупную из них:

«Охраняли для меня комнату, молодцы!» И прошел «к себе», осмотрелся. Древний, визгливый диван с торчащей голой пружиной, такой и на помойке не увидишь. Пожелтевшие обои в полоску, залитый чернилами письменный стол, на полке подборка журналов «Химия и жизнь» за 1981 год. Облезлый, некогда коричневый, крашеный пол. Солнце едва пробивалось сквозь годами не мытые стекла. И все-таки радостно, уютно, как раньше, когда еще что-то было впереди. Хозяин – чудак – сразу комнату свою запер, на дачу подался. Холодно, не сезон, но ему тоже закон не писан.