Точка возврата

Черное небо, дождь барабанит по крыше машины, капли переливаются в свете фонаря. Никогда больше он не сядет за руль. Бросил ключи и документы на сиденье, прикрыл тряпкой, захлопнул дверь. «Все кончено, за мной не сегодня-завтра придут. Бондарь слов на ветер не бросает, — Левка криво усмехнулся. — Но ждать, сложа руки, и не подумаю! Уеду, куда глаза глядят, пусть ищут! Хоть попотеют! Не все коту масленица!» Злой и решительный, забежал домой, схватил документы, деньги, пару вещей. Буркнул матери:

— Не ищи! Сам напишу!

Глава 5 Зарождение любви

Валерий «дневники» писал, как положено, через каждые три дня. Знал: другие врачи так не заморачиваются, но ведь то халтурщики. Высокая стопка историй болезней высилась в правом углу стола и совсем не убывала. Серые картонные папки с надписями «Дело №», «хранить… лет». «Да, хранить и дописывать, дописывать всю жизнь больного и далее в архив». В дверь постучали. «Ну, кого еще несет нелегкая! Знают же, неприемный час! Утром со всеми поговорил, так ведь нет, мало!»

Лугов собрался отчитать навязчивого больного, но, увидев незнакомую, худенькую, растрепанную девушку, растерялся и глупо улыбнулся. «Кто это? Явно ведь не наша больная!» «Наших больных», то есть шизофреников, он давно научился распознавать с первого взгляда по мимике, движениям и комплексному ощущению, которое подробно описано в учебниках психиатрии.

— Я — подруга пациента Мальвинова, — робко представилась посетительница.

«Ага, та самая сожительница, о которой написано в сопроводительной бумаге. А я думал, напутали чего, Мальвинов-то одиночка! Почти двадцать лет болеет, какие уж тут бабы! Видно, девчонка сама расстаралась».

Валерий взглянул на девушку повнимательнее, уже не только как врач. И переклинило, острое желание накатило, будто волна, пришлось отвернуться и разглядывать трещину на потолке. Весь его здравый смысл просто на уши встал от возмущения. «Ничего себе красотка, ни кожи, ни рожи! Да еще на работе!» Он опять оглядел ее, нарочно стараясь замечать недостатки. Угловатая, костлявая, даже бесформенный свитер не скрывает, потертые джинсы с оттоптанными краями, взъерошенные рыжие патлы, вздернутый носик, а глаза, как ловушки. «Блин! Опять не то!»

— Вы понимаете, я запуталась… Совсем! — пробивалось сквозь частокол «умных» доводов. — Неужели Алекс сумасшедший?! Вы, наверное, и обо мне так думаете! — она разревелась, закрыв лицо руками, он заметил короткие, обкусанные ногти.

Лугов в жизни видел много слез, они всегда раздражали его, а временами просто бесили. Начиная с детства, с властной, истеричной матери. Он привык считать женские слезы запрещенным, бесчестным оружием, подлой манипуляцией — и только. Может, и специальность выбрал из протеста. Хочешь, чтобы сын был врачом, как ты, как все родственники, вот и получай психиатра!

Мысли о детстве приходили серые, муторные. Будто должен он всем. Словно еще до рождения по уши влез в долги, а отдать не может даже проценты.

Полный дефолт, как и у отца. Тот для матери — вечно «черный сухарь», живой упрек! А ведь был подающий надежды офицер, в Москву перевелся из Средней Азии, еще в семидесятые карьеру делал. Бравый вояка, а жене проиграл решающее жизненное сражение. Так и умер капитаном. Но сын восстал, вырвался, отделился.

Лада смотрела на него требовательно, с надеждой. Валерий вздрогнул, вскочил, уронив стул, и принялся искать чистую чашку, чтобы налить воды. «До чего дошел! Разнежничался! В отпуск пора, в отпуск!»

Лугов год, как стал и.о. заведующего, и не отдыхал, боялся отделение оставить. «И зачем мне эта Лада? Геморрой сплошной! Есть же Ленка, наконец, приходит раз в неделю ночевать, и никаких проблем, хотя по утрам в глаза заглядывает: "Не предложишь ли остаться?" Навоображала себе черт знает чего!»

Валерий принялся рассказывать Ладе о психиатрии, зачем-то подводя к мысли о том, что Мальвинов тяжело болен и ей не пара. «Не только ей, конечно, вообще никому! Чистая правда!»

Девушка успокаивалась, вздыхала, как ребенок:

— А можно Алекса повидать?

— Нет, он сейчас на первом этаже, среди острых больных. Вот переведут сюда, тогда, пожалуйста. Вы заходите! — и улыбнулся, как дурак.