Точка возврата

Квартирка кукольно маленькая, но ухоженная, чистая, хотя ремонта не было по виду лет двадцать. Мебель того же возраста. Макс взглянул на белые в розовый цветочек кухонные шкафы, выгоревшую на солнце серо-буро-малиновую штору, вытертую до проплешин клеенку. Благостная нищета нагоняла тоску, мешала сосредоточиться.

— Вот чай, пожалуйста! Вам сахару сколько класть? — пододвинула тяжелую чашку с растрепанной красной птицей.

— Спасибо, не нужно! Я не люблю сладкое, — мужественно отхлебнул горячее светло-желтое пойло, отдающее чем-то аптечным. — Перейдем к делу, — достал блокнот, приготовился записывать. — Луговых давно знаете?

Старушка закивала:

— Валерик живет здесь лет восемь. Это вообще бабки его квартира. Покойница, скажу вам, не подарок была, каждой бочке затычка, всюду лезла, нравоучениями донимала. По травке не ходи, не шуми, того-сего не трогай! Внук у меня маленький тогда часто гостил, так затыркала его совсем.

Филин невольно улыбнулся: «Хорошо же ты у нее научилась».

— Вы лучше про Валерия расскажите. Клавдия Стефановна охотно переключилась:

— Тихий такой парень, вроде порядочный, не пьет, не курит, компаний не водит. Вежливый, помочь никогда не отказывался. Кстати, карниз этот он прикрутил. Про Ладку что сказать… Живут вместе года три. Плохого особо не замечала. Но с претензией, нос задирает, здороваться здоровается, но по душам поговорить — ни-ни. Мужика хорошего отхватила и сидит дома, бездельничает. Художница, тоже мне! Кому ее мазня нужна, страхолюдство сплошное.

— Ас ребенком она сидела?

— Больше некому! Бабки у них не для того, чтобы нянчить. Его мамаша — стерва еще та! Все лучше всех знает. Понятное дело, с невесткой не поладила и здесь почти не появлялась. Ее же мамочка — эдакая девчушка, резвушка, порхает да хвостом вертит.

— И никаких других родственников? — удивился Макс. Старушка вспомнила:

— А-а, тут дед Валеркин был. Еще в прошлом июне приехал откуда-то из Средней Азии, город не помню. Противный старый хрыч. Из самого песок сыпется, а все вредничал да задирался. Ладку от него трясло прям. Я ее понимаю, с таким в одной квартире — не дай бог! Да еще гостил долго, почти полгода. Уехал, уже снег был. Тогда же Лада с Тошенькой в больницу попала, долго лечились, совсем недавно вернулись, еще гулять не выходили толком.

— А чем малыш болел, не спрашивали?

— Как же не спросить?! — всплеснула руками бабулька. — Только не ответили. Но серьезно — это точно! И она вернулась смурная, замкнутая, раздражительная, переживала, видно. Хотя за такое время в больнице любой озвереет, не то, что девчонка молоденькая.

Макс оживился, хлебнул холодного чая, откусил черствый пряник:

— Может, ребенок больным родился? Врожденная патология какая-нибудь? Ничего про это не говорили, хотя бы вскользь?

— Ну, что вы! Малышок здоровенький, хорошенький был, просто загляденье! Валеркина мать — врачиха, ей тоже в голову втемяшилось такие ужасти искать. Тошеньку в первый же месяц в навороченной клинике обследовали по блату и ничего не нашли!

— А вам откуда это известно?

— Так Зоя — Ладкина мамаша рассказала. Она баба веселая, общительная и у них часто бывает. Вот и разговорились.

Макс улыбнулся:

— Хорошо, с этим понятно. Я вижу, вы человек наблюдательный. Не видели ли вы кого-нибудь подозрительного вчера в подъезде или во дворе?

Старушка обрадовалась похвале:

— Да я уж стараюсь бдительность проявлять, времена нынче опасные, а люди кругом равнодушные, только своими делами заняты. А кого вчера днем видела… Вроде все свои. Ладка с Валеркой бегали, как ошпаренные, это правда. И еще компания подростков ошивалась у входа. С пивом, сигаретами. Куда это годится? Я им, конечно, замечание. Они покочевряжились, но ушли. Наверное, к Сашке Петренко, что на девятом живет. Парень непутевый, весь в мать-алкашку. У вас в милиции, то есть в полиции на учете состоит.

— А кроме Сашки кто еще был?

— Этих не знаю. Один мелкий, меньше меня ростом, и шарф у него длинный, оранжевый, в белую полоску. Другой взрослый вроде, лет двадцати пяти, неприметный, куртка черная. На голове платок… э-э, как у них называется?

— Бандана, — подсказал Макс с улыбкой.

— Вот-вот! Тоже черный. Ну, разве это дело — мужику в платке ходить? Срам! — начала возмущаться старушка.

— Больше ничего не запомнили?

— Что, я приглядываться к ним буду?

Она никак не могла успокоиться. Макс встал.

— Большое спасибо, Клавдия Стефановна! Вы нам очень помогли! Если еще что-нибудь вспомните, звоните!

Диковский был доволен собой: день только начался, а уже кое-что есть. «Мутантов этих брать надо, пока тепленькие. Чует сердце, был там Сашок. Пальчики его наверняка в картотеке есть. Если экспертиза готова, можно оформить обыск, а там и задержать до выяснения».

Спустя два часа Макс вместе с группой стоял у обшарпанной, заляпанной грязью двери, по которой, похоже, обычно дубасили ногами. На месте вырванного с мясом звонка щетинились провода. Гремела музыка, стучи не стучи, никто не услышит.

«Хорошо хоть клиент дома», — дожидаясь перерыва между песнями, думал Макс.