Сердце ухнуло. Женька огляделась и увидела Нинкины ботфорты и куртку с леопардовой подкладкой – ни с какой другой не спутаешь. И запах. Только сейчас Женьке в нос ударил аромат Нинкиных духов – дерзкий и пикантный.
Только сейчас бросились в глаза смущение Халтурина, расстегнутые пуговицы и взлохмаченные волосы, и уличающий след от вишневой помады – любимой помады Мелентьевой.
Из комнаты нарисовалась пьяная Мелентьева с размазанной тушью:
– О, подруга, – качнулась Нинка, – ты откуда взялась?
Женя задохнулась от ужаса потери, как в ту минуту, когда сестричка в роддоме, вот так же, пряча глаза, сообщила, что Женин муж попал в аварию. Все померкло тогда, звуки и краски ушли из жизни, все остановилось, как в кинокадре, на три с лишним года.
Женя сорвалась с места, кинулась вон из квартиры, не помня себя, сбежала по лестнице и рванула из подъезда.
– Женя! – Халтурин в расстегнутой рубашке и в тапках выскочил на улицу, но Женька свернула за угол дома и кинулась в сторону от остановки – в сквер, чернеющий на фоне вечернего неба.
Около часа Женька, трясясь от озноба, сидела на пеньке среди деревьев и кроме холода ничего не чувствовала.
Через час поднялась и пошла, как ей казалось, в сторону остановки. Выйдя из сквера, Женька поняла, что заблудилась: впереди расстилался пустырь, слева высились краны и мертвые высотки, окруженные строительным забором.
Хаустова повернулась, направляясь на другую сторону, но ее остановил пьяный голос:
– Девушка, огоньку не найдется?
Женька шарахнулась от темного силуэта, прижала сумку и кинулась бежать, не разбирая дороги. Топот и тяжелое дыхание настигли, от толчка в спину Женька упала и проехала по земле лицом.
Хаустова пыталась отвоевать сумку, но бандит окончательно обозлился и стал пинать жертву. Победа досталась грабителю, только когда он оглушил девушку ударом кулака в лицо.
– …Ой, батюшки! – заголосила Вера Ивановна, открыв дверь и опознав собственную дочь.
Женька добиралась домой почти два часа. Странно, что ей вообще удалось в таком виде пробраться через кордоны полиции, охраняющей усиленными нарядами покой граждан в праздничные дни и ночи.
– Доченька, – подвывая, причитала мама, бестолково суетясь вокруг, – давай, снимай пуховик, давай, помогу. Да как же это, да что же это? Тебя все обыскались, я просто места себе не находила.
– Мам, тише, Тему разбудишь, – с трудом разлепила Женя запекшиеся губы, – не надо ему видеть меня такой. Кто звонил?
Снимая ботинки с дочери, Вера Ивановна вспоминала:
– Халтурин звонил два раза, Тема с ним разговаривал, Нинка звонила. Пьяная, по-моему.
Дочь еле держалась на ногах – тело болело, голова лопалась.
– Что с тобой, девочка моя? Давай, вызовем скорую, пусть приедут.
– Мам, давай, я вымоюсь, а там видно будет.
Женька не стала закрывать дверь в ванную на случай, если потеряет сознание – земля уходила из-под ног.
Вера Ивановна, продолжая стенать, вошла и ахнула: живот и бедра Жени покрывали огромные лиловые синяки.
– Меня пинали. – Женька заплакала от унижения, обиды и боли.
Осторожно, как младенца, Вера Ивановна мыла дочь и приговаривала:
– С гуся – вода, с Жени – худоба. Женечка, давай вызовем скорую.
– Давай, – уступила Женька, потому что сознание проваливалось, и накатывала тошнота.
Врач скорой помощи – пожилая женщина в очках с мягким, хорошим лицом, ахнула, почти как Вера Ивановна:
– Детка, это криминал, придется вас забирать.
Вера Ивановна затрясла головой:
– Забирайте, забирайте, куда ж ее дома такую оставлять.
Преодолевая дурноту, Женька оделась, взяла пакет, который мама собрала под диктовку фельдшерицы, и, поддерживаемая женщинами с обеих сторон спустилась к машине.
– Мама, – Женька остановилась перед открытыми дверями «Скорой», – не говори ничего Нине и Евгению Станиславовичу. Не звони им, а если будут спрашивать, скажи, уехала к какой-нибудь дальней родне, или…. в общем, придумай что-нибудь. Пожалуйста, очень тебя прошу.
– Хорошо, – рассеянно обещала Вера Ивановна, непривычно соглашаясь с дочерью.
…Женька исчезла из вида стремительно. Пока Халтурин, теряя скорость из-за шлепанцев, добежал до угла дома, за углом обнаружилась только одна девушка, но это была не Женя, хотя пуховик и ботинки, и рост – все казалось похожим.
Евгений обежал дом и вернулся в квартиру злой и грязный – когда бежал, забрызгал грязью брюки и даже рубашку на спине.
Мелентьева пила водку, плакала, сморкалась в полотенце, и на все плевала, потому что уже перешла в другое измерение.
Халтурин вызвал такси, затолкал почти бесчувственную Мелентьеву в машину, и приплатил недовольному водителю, чтобы доставил пассажирку до порога.
Вернулся домой и стал звонить Хаустовой.
Трубку снял Тема. Мальчик со всеми подробностями, обстоятельно изложил Халтурину, как они с мамой и бабушкой отдыхали, как вернулись из дома отдыха и чем занимаются – испекли оладьи и теперь лепят вареники.
– Артем, пригласи маму к телефону, – попросил Халтурин, получив исчерпывающую информацию обо всех Хаустовых за последние три дня.
– А мамы нет.
– Давно?
– Давным-давно, – печально вздохнул Артем.