Точка возврата

— Я не позволю! Ты и так многим жертвовал ради меня. Это мои грехи и мне за них платить — я был настроен решительно и приготовился отправиться в преисподнюю.

Мафусаил грубо схватил меня за руку и потащил за собой. Впереди был обрыв. Я сопротивлялся, но он был сильнее.

— Тебе пора, прощай, Дима!

С этими словами он толкнул меня в пропасть. Последней моей мыслью было: Почему я должен умереть тогда, когда больше всего на свете я хочу жить?

Глава 11

— Лариса Владимировна! Он приходит в себя! — молодая медсестра спешила порадовать заведующую отделением.

Случилось то, чего так давно ждали, на двадцать первый день комы Дмитрий Ларионов приоткрыл глаза. Реаниматолог была вне себя от счастья, выбегая из ординаторской, она на ходу прокричала:

— Люда, скорее звони его близким и обрадуй!

Сначала я увидел свет, потом появились изображения. Они расплывались перед глазами и меня страшно тошнило. В моей памяти воскрес момент падения в пропасть, я был уверен — после такого не выживают. Выходит, я мертв. Но почему тогда так болит голова? Ведь мертвые ничего не чувствуют. Кто — то касается моей руки, я чувствую тепло человеческого тела и слышу знакомый голос:

— Митя! Ты вернулся с того света! Теперь все будет хорошо!

Я снова провалился. Не знаю, сколько еще я был в забытье, но когда я открыл глаза, возле меня были люди. Этого просто не может быть! Двое из них давно были мертвы, а один точно жив. Так, где же я? И почему они вместе?

— Сыночек, родной, Слава Богу! Ты справился — мама плакала и целовала мою руку. Она выглядела намного старше, чем в момент смерти, но это точно была она.

По голове меня гладил отец. Рядом с мамой стояла Вика…

— Где я? — мои губы почти не подчинялись мне.

— Любимый мой, ты в реанимации, самое страшное уже позади — и только тут я смог хорошо рассмотреть Вику, она была беременна, и ей это очень шло. Мне казалось, я сошел с ума. Это какой — то театр абсурда!

— Мама…но вы же умерли..

— Что ты такое говоришь? — отец поднял брови.

— Не беспокойтесь, это нормально, у него возможны провалы в памяти и изменение сознания, все пройдет, он еще очень слаб, и вам всем лучше уйти. Теперь главный его лекарь — покой — Лариса буквально вытолкнула моих родных из помещения.

— Лариса, не уходи, пожалуйста, не оставляй меня! Объясни, что происходит? Я сошел с ума? Мы же похоронили моих родителей, ты не можешь этого не помнить. А Вика не может быть беременна. Ей никогда не стать матерью после того рокового аборта. У меня галлюцинации? И где Мафусаил?

Лариса сморщила лоб и смотрела на меня так, будто я нес какой — то бред.

— Сейчас тебе сделают укол и ты поспишь.

— Не надо уколов, давай поговорим — мне нужно было получить объяснения.

— Нет, Дима, тебе надо отдохнуть, хватит потрясений на сегодня — и она, очень счастливая, ушла.

Так проходили дни. Ко мне больше никого не пускали, режим не позволял. Капельницы и уколы окончательно убедили меня в том, что я жив. Болело все тело, но гораздо больше меня беспокоило мое психическое состояние. Я боялся спрашивать у персонала, что со мной случилось и почему ко мне приходили те, кого я похоронил почти двадцать лет назад. Я старался из последних сил не терять разум. Настал день перевода в общую палату. Я очень удивился, но это был комфортабельный люкс, наверное, пребывание тут стоило целого состояния. Теперь меня можно было навещать. Первой пришла Вика. Мое сердце было наполнено любовью и нежностью к этой девушке, и в то же время меня одолевало чувство вины за боль, что я ей причинил. Я не знал, как себя вести, с чего начать разговор, она выручила меня.

— Я думала, что сойду с ума, когда это случилось. Ты же был всегда так аккуратен за рулем, почему ты не справился с управлением?

Вика поставила меня в тупик.

— За рулем? Ты что — то путаешь, у меня и прав — то никогда не было, ни то, что машины. Единственным моим транспортом был велосипед.

Теперь удивилась она и потрогала мой лоб.

— Дорогой, врачи предупредили меня, что такое возможно, но неужели, ты совсем ничего не помнишь?

Я не стал говорить, что помнил каждый день, каждую минуту, проведенную с ней, и произнес:

— Нет, совсем ничего…

— Ты хоть помнишь, что я — твоя жена? — спросила она с надеждой.

Я был растерян, смятен, но в то же время счастлив, как никогда.

— Помнишь день нашего знакомства? Наши свидания на крышах домов, ужины в уютных ресторанах? Помнишь, как мы бросили все свои дела и сбежали на Гоа? А помнишь нашу свадьбу? Ты говорил, что никогда не был счастлив, как в тот день, когда мы стали мужем и женой. Ты называл меня белым облаком счастья и пообещал наполнить мою жизнь сюрпризами и весельем. А медовый месяц в Риме? Вкуснейшее итальянское мороженое и пицца, завораживающая архитектура и фонтаны. Там, в вечном городе, был зачат наш сын, через три месяца он появится на свет, а мы так и не решили, как его назовем.