И вот в понедельник, ближе к концу рабочего дня, пап Непийвода собрал общее совещание. Цель любого партсобрания, любой партии с любой идеологией всегда одна. Направить работу мозгов рядовых членов в нужную сторону. В данном случае нужно было успокоить простых партийцев и принудить их не поддаваться на подлые москальские провокации. Это было не так просто. То и дело слова просили секретари партийных ячеек и требовали крови. Доколе, возмущались они, мы будем вообще терпеть на своей исторической территории всяческих инородцев! Так мы никогда не будем застрахованы от столь вопиющих фактов, как попытки взлома наших учреждений, а то и собственных домов! Пора, пора от слов переходить к делам. Пора провести массовые акции по очистке города. Если президент Украины заигрывает с Москвой, мы не должны ему подчиняться. В бой! Завтра же! Нет, сегодня!
И этих людей нужно было успокоить. Ну дурачье! Не понимают, что если русские вломились в здание СНПУ, значит, их терпение лопнуло. А через две недели на Украину приезжает папа римский. Провокаций и инцидентов нам только не хватало. Да даже обычное факельное шествие сейчас было бы крайне нежелательно. Вообще факельные шествия были замечательным изобретением западных коллег. Они проводились примерно раз в год и приурочивались к каким-нибудь датам из истории украинского националистического движения. Ну, например, объявлялось, что мартобря 86-го числа весь украинский народ будет в полном составе участвовать в поминовении Степана Бандеры. Мероприятие регистрировалось как мирная демонстрация, но по городу пускался слух, что, если у кого на окне в этот траурный вечер не будет гореть свеча, пусть тот лучше на себя пеняет.
На закате устраивался митинг возле одного из памятных для социал-националистов мест. А потом в наступивших сумерках город оплетался сетью колонн, облаченных в устрашающие черные формы. Они шли молча, освещая опустевшие улицы факелами. Даже свои, украинцы, боялись, сидели за глухо закрытыми дверьми и, проклиная Бандеру с присными, жгли свечи лояльности на каждом окне. А статистика показывала, что после каждого такого шествия происходил всплеск эмиграции. Неукраинцы освобождали жизненное пространство для НАЦИИ. Главное было — не проводить шествия слишком часто, чтоб враг не привыкал. И каждый раз подбирать самую неожиданную дату, чтоб враг нервничал.
Сегодня Зайшлому стоило больших усилий погасить порыв праведного гнева своих товарищей по партии. Смысл его получасовой речи сводился к тому, что русский элемент в городе, — эта своего рода пятая колонна Кремля, — практически сведен на нет. Субботнее происшествие не есть признак активности и боеготовности вечного антагониста, а, напротив, свидетельство отчаяния и бессилия. И сейчас не время растрачивать силы на устрашение врагов нации в городе, а время собрать все силы и всю ненависть для гораздо более крупных и важных дел.
— Многие из вас... — сказал Зайшлый и, помявшись, добавил: — Лучшие из вас... уже готовы для действий на территории противника совместно с героями других стран. Это и есть наша великая цель — перенос борьбы на чужую территорию. Украинский народ в наших городах должен спать спокойно. А враги нации все равно не смогут спать спокойно, зная, что на страже интересов нации стоит СНПУ.
Выходя из здания СНПУ, Зайшлый собирался отправиться к своему куратору, которого он знал как пана Олэга, потомка украинских эмигрантов, гражданина Канады. Пан Олэг сносно говорил по-украински, но на самом деле Зайшлый сомневался в его славянском происхождении. Впрочем, это было неважно. Куратор ненавидел москалей, да еще и ненависть самого Зайшлого теперь была не просто злобой, а вполне солидным, хорошо оплачиваемым чувством. Зайшлый думал о том, что неплохо было бы скорее отправить самых активных бойцов в Чечню, в Россию. Это позволило бы несколько сбить накал страстей среди партийной молодежи. Пусть выпускают пар подальше отсюда.
Машину Зайшлый всегда ставил на пятачке у кинотеатра им. Шевченко. Место людное, и рядом всегда торчит охранник банка «Золотой лев». Не то чтобы охрана банка присматривает за припаркованными машинами, но все спокойнее — на глазах у мрачного стража вряд ли кто займется угоном или свинчиванием зеркал.