Точка взрыва. Россия, Кавказ и Ближний Восток

Четвертую годовщину войны в Южной Осетии августа 2008 года в России встретили дискуссией о том, насколько своевременными был и действия высшего руководства страны в те тревожные дни. Был даже запущен в сеть специальный фильм, основанный на свидетельствах высокопоставленных российских военных, прямо утверждающих, что промедление президента России Дмитрия Медведева стоило многих человеческих жертв. Не будем анализировать эти обвинения, как и контраргументы экс-президента, ныне премьер-министра России. Была война, были жертвы. Зачем бередить раны? Надо ли давать какой-то осетинской матери повод для страшной мысли, что ее сын был бы жив, если бы кто-то где-то сделал что-то раньше, чем сделал на самом деле? Все было сделано так, как сделано. Важнее фактические результаты той войны и новая расстановка сил в регионе.

Что касается моральной стороны вопроса, то президент России Владимир Путин дал исчерпывающий комментарий на сей счет: «Вы знаете, решение о применении Вооруженных сил — это очень ответственное решение, потому что это же приказ о начале боевых действий. А там стреляют, гибнут люди. Прежде чем принять такое решение, надо десять раз подумать. Это сложное и ответственное решение».

Сказанное имело не только внутриполитический подтекст, но и определенный внешнеполитический месседж, а именно: действия России были продуманным и ответственным ответом на акт агрессии со стороны режима Саакашвили, который как раз и не отдавал себе отчет в последствиях собственных приказов. Не осознавал или не хотел осознать, что вскоре после такого приказа в 80 километрах от его резиденции будут гибнуть люди — дети, старики, женщины и солдаты. И через 5–6 дней трупы грузинских солдат будут развозить в рефрижераторах Coca Cola, а сам Саакашвили будет в панике убегать от российского истребителя.

Не вступить в войну Россия не могла по определению: были убиты ее миротворцы, несущие службу согласно международному мандату. Никакого противоречия в позициях тогдашнего президента страны Медведева и нынешнего — Путина — быть в этой ситуации не могло. Присутствовало лишь то ответственное промедление, о котором говорит Путин, рожденное сомнениями, которые и озвучил Медведев в одном из первых послевоенных интервью: «Я не мог поверить! Он (Саакашвили) что, с ума сошел?!»

В августе 2008 года Саакашвили начал против России провокационную войну — в надежде на блицкриг и с внушенной ему уверенностью, что Москва не рискнет вступить в открытые боевые действия в Закавказье. Сомнениями в силе России, в способности ее руководства адекватно отвечать на угрозы тогда было пронизано все грузинское общество. Постарались подконтрольные власти телеканалы.

Маневры американского военного флота и якобы попытки войти через Босфор в Черное море, «остановленные» Турцией, были лишь декорацией, имитацией желания Запада помочь Саакашвили. Театрализованные гастроли американских марионеток вроде Ющенко, Качиньского и их прибалтийских коллег на центральной площади Тбилиси — это максимум, чем помогли Грузии ее западные «союзники». Грузия была обречена на поражение в тот момент, когда начала войну. Глобальный же торг шел в Москве с участием США, ЕС и Турции. Турецкий премьер-министр Эрдоган в военную годину представлял в Москве «Платформу мира и стабильности на Кавказе», то есть закреплял турецкие права на участие в послевоенной закавказской игре. И она не замедлила продолжиться. Началось беспрецедентное армяно-турецкое примирение. Но сценарий сорвался на Карабахе.

Саакашвили, а с ним и всю Грузию, — подставили. Подставили, чтобы втянуть Россию в войну, в которой Грузия должна была, безусловно, проиграть, а ее приграничные с Россией конфликты быть законсервированы на ближайшее обозримое будущее. По сути дела, России была навязана война, итогом которой стала фиксация ее же зоны военного влияния в Грузии. После вывода баз РФ из Аджарии и Джавахети, данная зона, в которой остались Абхазия и Южная Осетия, отныне более не затрагивала новые стратегические коммуникации, тянущиеся из Каспия в Турцию.