Точка Зеро

Как-то утром я задержалась у постели Мартина дольше обычного, хотя безумие уже потихоньку отступало. На рассвете он впервые пришел в себя. Я смотрела, как Билли поит его целебным отваром, и пыталась мысленно соединить то, что никак не хотело монтироваться. Этот измученный, исхудавший мужчина, похожий на извлеченного из гроба мертвеца, — мой дальний предок. To есть живое изображение моего предка. И в то же время — одна из моих телесных оболочек. Я смотрела со стороны на тело, которое, пусть недолго, но было моим. Упрямое, как мул, изо всех сил сопротивляющееся моим желаниям тело, запрограммированное раз за разом повторять то, что уже когда-то произошло с ним…

Я почувствовала, что меня снова начинает захлестывать желание во что бы то ни стало соединиться с ним, и поспешила вернуться в Овернь.

Аббатиса сидела в кресле, склонив голову — то ли дремала, то ли молилась. Тони на лавке у окна грыз яблоко, судя по огрызкам на полу, уже не первое.

— Продолжим? — спросила я, обращаясь к обоим.

— Явилась, — буркнул Тони, что можно было расценивать как любезное приветствие.

Мать Алиенора, не тратя лишних слов, поднялась и подошла к раскрытой книге, установленной на пюпитре.

Прежде чем перейти к главе о кольцах, она кратко остановилась на взаимоотношениях добра и зла. Это был момент — точнее, один из моментов, — которые всегда смущали меня в христианстве.

Надо сказать, я всегда затруднялась с определением своей религиозности. Баба Клава водила меня в церковь и даже к причастию, но… это были семена, упавшие на каменистую почву. В Бога я верила — в некую высшую силу, сотворившую все сущее. Здравый смысл подсказывал, что случайное соединение атомов и молекул в разумную жизнь менее вероятно, чем наличие Творца. Однако тот же здравый смысл указывал на многочисленные натяжки и нестыковки догматов всех мировых религий, и тут я, пожалуй, склонялась к деизму[1]. И одной из этих нестыковок христианства был как раз вопрос взаимодействия добра и зла.

Меня всегда занимал вопрос: откуда взялось в мире зло? В христианстве это изложено довольно туманно. Некий светлый ангел внезапно возгордился и вздумал соперничать с Богом. В ходе битвы небесных воинств был повержен, но не сдался и продолжил пакостить исподтишка, в первую очередь совратив человека с пути истинного. Причем подобная гадина фигурирует во всех религиях — как воплощение вселенского зла. Но вот ведь какая загогулина, нигде не говорится, что же такое покусало несчастного Люцифера. С чего вдруг его чувство собственного величия вспухло настолько, что он решился на такую авантюру? Не на пустом же месте.

Каких только заумных философских теорий на эту тему я не изучила. Но, по большому счету, все сводилось к двум вариантам. Либо зло было таким же изначальным, как и добро, являясь оборотной стороной медали, либо возникло неким побочным продуктом в процессе творения. Догмату о божественной все благости противоречили оба постулата. Оставалось одно: поменять точку обзора и признать зло объективной данностью. Зло — отсутствие добра. Как темнота — отсутствие света.

Примерно об этом же нам прочитала мать Алионора. По версии черной книги, злой дух Ангра Майнью появился в ответ на изначальный творческий акт Мазды. Создатель поверг его отречением от зла, однако не уничтожил, точно так же, как не был уничтожен поверженный Люцифер-Сатана. И был в этом особый смысл — ибо свобода любви в выборе. Тот, кто любит свет, отрекается от тьмы добровольно, а не по принуждению. И первое, что сделал человек — провалил этот экзамен, поддавшись на дьявольскую провокацию.

Впрочем, у человечества впереди оставалось достаточно времени, чтобы сделать выбор. Каждому живущему — свой. А в качестве некого электронного дневника достижений было создано Отражение, фиксирующее слова и дела как некий материальный продукт. Подразумевалось, что мысли и чувства сохраняются в другом накопителе — душе.

Из разглагольствований аббатисы я так и не смогла понять, в какой именно момент были созданы кольца и была ли функция записи в Отражение основной или побочной. Как бы там ни было, система по-прежнему казалась мне громоздкой и ненадежной — несмотря на предупреждения матери Алиеноры о том, что рассматривать божественную логику с позиций логики человеческой как минимум наивно.

Как только речь зашла о драконах, Тони, полностью поглощенный процессом поедания яблок (и как он только не лопнул?!), оживился.

— Наконец-то, — буркнул он, бросая очередной огрызок в камин. — Хоть что-то интересное. Затрахало уже это занудство.

Проигнорировав его выступление, мать Алиенора приступила к рассказу о создании колец. Она читала вполголоса несколько строк на языке Авесты, потом, помолчав немного, переводила на французский.

Поддерживать систему в равновесии должна была энергия продолжения рода — то самое творческое начало, однако исходящее не от Бога в ипостаси Анахиты, а от человека. От женщины, непосредственно дающей жизнь.