Точка зеро

Штаб-квартира ЦРУ,

зал совещаний на пятом этаже,

Лэнгли, штат Вирджиния,

11.00 следующего дня

Их только четверо, не считая многочисленных помощников, приносящих кофе и таскающих портфели. Все люди серьезные, сосредоточенные; строгие добротные костюмы, хотя один выделялся твидовым пиджаком и галстуком-бабочкой, придававшими ему сходство с профессором, – кстати, он единственный пришел без помощников и сам нес портфель. Их лица благодаря выучке не выражали ровным счетом ничего, словно все их эмоции находились под жестким контролем. Один выглядел свирепо, двое казались обыкновенными чиновниками; у последнего, «академика», вид вполне добродушный.

Свэггер смотрел, как они один за другим входили в зал совещаний, оформленный без особых изысков в зеленых тонах. Он буквально мог определить, кто есть кто, пользуясь описанием, данным Сьюзен.

Уолтер И. Трой, Зам, заместитель директора, разведчик со стажем, тридцать лет в Управлении, специалист по контртеррористической деятельности, человек очень влиятельный; по слухам, сильно расстроился, что не занял сам главное кресло вместо бывшего конгрессмена с большими связями.

Джексон Коллинз, «Афганец» – тот, что суровый, – буквально излучал враждебность. За плечами служба на флоте, в «Морских котиках». Лицо красное, ежик на голове короткий, во всех движениях сквозит армейская выправка, крошечные свиные глазки, педант-служака, что сразу же поставило его в список тех, с кем предстоит схлестнуться Свэггеру. От этого человека можно ждать только неприятностей.

Артур Росситер, Опер, глава тайных операций, человек, который координировал и направлял все действительно грязные штучки; хитрый, волевой, однако практически безликий, начисто лишенный своеобразия, абсолютно бесцветный; такой человек мог бы торговать энциклопедиями, собирать детскую порнографию, писать романы, рисовать плохие картины.

И, наконец, Тед Холлистер, единственный не из Управления, директор Национальной разведки, формально босс и координатор всех остальных, однако его должность не существовала до самого недавнего времени, поэтому никто до сих пор так и не определил, что он может и нужно ли отвечать на его звонки или нет.

Несомненно, Холлистера назначили на смену его менее удачливому предшественнику благодаря тому, что он знал Вашингтон изнутри, обладал обаянием, тактом, скромностью; этот человек прекрасно чувствовал себя во внешней политике и разведке, где оставался уже на протяжении многих лет, за исключением тех небольших перерывов, когда преподавал в каком-нибудь престижном университете. Десять лет работы в Управлении, затем Госдеп, университеты Принстонский, Йельский, Джонса Гопкинса, потом снова Госдеп, автор обзорных статей в «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс», и вот теперь этот высокий пост первого наушника президента. В кино учтивые манеры Холлистера тотчас же сделали бы его главным подозреваемым.

Однако все четверо держали палец на спусковом крючке. Любой из них обладал возможностью подойти к компьютерному терминалу или взять сотовый телефон, ввести пароль, назвать кодовое слово – или каким там еще был механизм – и приказать нанести удар в противоположном конце земного шара, без объяснений, оправданий и не опасаясь последствий. Всего одно слово – и где-то далеко старший лейтенант Ванда Домбровски посылает пятьсот фунтов мощнейшей взрывчатки кому-то в задний карман и стирает с лица земли здание, особняк, деревню, ангар, пещеру – даже взрывает воздух вокруг. Именно они были настоящими снайперами.

– Удачи тебе! Раскуси этих Клавдиев, Гамлет, – шепнул Ник Бобу, прежде чем встать и приветствовать всех предложением мира со стороны Федерального бюро расследований.

Боб, в костюме и черном галстуке, сидел рядом с Мемфисом во главе стола. Ник встал.

– Джентльмены, благодарю за то, что пришли, – начал он. – Знаю, как вы заняты – в конце концов, идет война, – и ценю ваше время. Я заместитель директора ФБР Ник Мемфис, возглавляю оперативную группу «Зарси», ответственный за координацию наших действий с вами и с Секретной службой. Постараюсь быть кратким. Я здесь по двум причинам: перво-наперво, поскольку все вы имеете отношение к государственному визиту Ибрагима Зарси, хочу ввести вас в курс дела относительно наших усилий по ликвидации угрозы со стороны комендор-сержанта морской пехоты Рейеса Фиденсиу Круса, в настоящее время находящегося в самовольной отлучке, движимого неустановленными побуждениями. И, во-вторых, поскольку мне известно о слухах, витающих относительно нашего расследования, хочу заверить вас, что мы не собираемся вести охоту на ведьм в Центральном разведывательном управлении, не хотим ставить под сомнение профессионализм участников этой тяжелейшей войны с терроризмом. Наше расследование коснулось вскользь некоторых второстепенных моментов, однако поднимать их сейчас нет смысла. Я в любое время готов ответить на все ваши вопросы, подробно или вкратце.

Ник подождал, какое впечатление произведут его слова, но увидел только пустые взгляды. Похоже, демонстрацию реакции предоставили помощникам: кто-то фыркнул, другие закатили глаза, покачали головой, разными способами выразили враждебные намерения. Однако сами Большие люди оставались снисходительно-вежливыми.

– Позвольте мне…

Но тут поднялась рука. Это был пожилой мужчина с галстуком-бабочкой, директор Национальной разведки Тед Холлистер.

– Да, сэр.

– Поскольку среди присутствующих, похоже, я единственный человек в теме, – начал Холлистер, – то подумал, что мне нужно воспользоваться возможностью и представить своим более молодым коллегам поджарого мужчину, сидящего рядом с заместителем директора Мемфисом. Придя сегодня утром на работу, все вы прошли мимо музея Управления, расположенного на первом этаже. Если бы вы заглянули в него, то могли увидеть советскую снайперскую винтовку, добытую в 1975 году во Вьетнаме. Тогда нам впервые представилась возможность хорошенько рассмотреть оружие, наводившее на нас ужас уже много лет. В ту пору я только пришел работать в Управление, но как раз находился в Сайгоне и знаю, что эта винтовка попала в наши руки благодаря мужеству и доблести снайпера морской пехоты по имени Боб Свэггер. Если не ошибаюсь, мы находимся в его присутствии.

Боб кивнул.

– Похоже, вы помните мои подвиги лучше меня, – сказал он, вызвав вежливый смех.

– Я упомянул об этом, потому что хочу, чтобы все в Управлении и в Бюро помнили, что мы союзники и у нас общая цель. Мне известно о существующей между вашими ведомствами взаимной неприязни, но напоминаю всем – как напоминает эта винтовка в музее, – что в прошлом мы уже работали вместе и добивались величайших успехов; и если мы будем оставаться культурными и не станем беспокоиться по поводу таких эгоистических проблем, как «своя епархия» и «задирать нос», мы решим и эту проблему.

– Отлично сказано, сэр, – облегченно произнес Ник, радуясь тому, что начало получилось таким гладким.

Он продолжил рассказ: угроза, ответ, первая встреча и смерть, попытка покушения в Балтиморе… «Во всем заслуга Свэггера, – сказал Ник, – он спас мистеру Зарси жизнь, тут не может быть никаких сомнений…» И далее о речи в Джорджтаунском университете, намеченной на вечер пятницы, и церемонии вручения медали в Белом доме вечером в субботу.

– Мы настоятельно просили мистера Зарси отказаться от обоих мероприятий. Но он очень упрямый, мужественный человек и настаивает на том, чтобы выполнить всю намеченную программу. Должен подчеркнуть, Секретная служба поработала великолепно, выделив людей для обеспечения безопасности. Мы оказали содействие, однако наша главная задача – не защитить Зарси, а задержать Круса.

Ник вкратце рассказал о ходе расследования: сколько агентов задействовано и сколько человеко-часов они отработали, сколько отчетов подготовлено отделениями на местах… «В частности, вчера поздно ночью поступила новая информация от Разведывательной службы ВМФ на Филиппинах…» О прошлом и настоящем Рея Круса, какие превентивные меры по задержанию предприняты, включая рейд в дом в Балтиморе, закончив тем, что фотография и приметы Круса разосланы правоохранительным органам по всей стране.

– Мистер Мемфис, вы до сих пор не обнародовали имя Круса и не сообщили, какую опасность он представляет, – заговорил один из помощников. – Он по-прежнему сохраняет полную свободу передвижений. Могу я спросить почему?

– Разумеется. Мы пришли к выводу, что ценность подобных действий неуклонно снижается. В эпоху Интернета информации такое обилие, что привлечь к чему-то внимание очень трудно, поэтому широкое распространение фотографий и предупреждений на самом деле не оправдывает себя в отношении результатов, в то время как опасность чрезмерно рьяных действий значительно возрастает. Вот почему в последнее время мы крайне неохотно бьем в барабаны, публично заявляя «разыскивается опасный преступник».

– Может мне кто-нибудь объяснить, зачем сотрудники ФБР приезжали на базу ВВС Крич в Неваде и допрашивали пилотов «Потрошителей», работающих в рамках совместной программы Управления и авиации? – спросил враждебно настроенный Афганец Джексон Коллинз.

На этот раз ответил Свэггер:

– Это моих рук дело, сэр. Из архива 2-го разведбатальона я узнал, что вскоре после того, как сержант Крус доложил по радио о том, что прибыл на место, в афганском городе Калат прогремел мощный взрыв. Похоже, именно это и есть корень его мотивов – взрыв, а также засада незадолго до него, когда погиб наблюдатель Круса. Похоже, Рей считает, что Управление использовало ракету или «умную» бомбу, чтобы…

Если Свэггер надеялся на повторение сцены из «Гамлета», актеры его не порадовали. И прежде чем он смог продолжить, Афганец Джексон Коллинз отмел его рассуждения новым аргументом:

– Известно ли вам, что мы поручили нашему очень способному сотруднику мисс Окада проверить эти голословные обвинения и допросить всех участников, и она пришла к выводу, что меры безопасности, встроенные в систему, категорически исключают подобную возможность?

– Да, сэр, я ознакомился с ее отчетом. Я просто хотел проверить все еще раз – быть может, прошло время и кто-то что-нибудь вспомнил.

– И что вы нашли? – спросил кто-то еще.

– Ничего, сэр, на авиабазе Крич я ничего не нашел, – ответил Свэггер, в общем-то не покривив душой.

Разумеется, теперь на него обрушился Опер, дотошный и придирчивый прокурор, чья резкость не оставляла сомнений относительно того, как он относится к этому расследованию.

– Мы должны рассмотреть все возможности, сэр, – сказал Свэггер. – Так что если вам что-либо известно о причастности Управления к этому таинственному взрыву, я был бы…

– Лично мне кажется, что этот Крус просто стал жертвой психического истощения, чем страдают многие из тех, кому приходится долго пробыть на передовой, – перебил его Коллинз. – Он сломался и потерял связь с реальностью. К сожалению, это никак не отразилось на его профессиональном мастерстве снайпера, и он по-прежнему действует на высочайшем уровне. Позвольте поинтересоваться: если вам представится возможность, вы откроете огонь на поражение?

– Да, сэр, – подтвердил Боб.

– И дело тут не только в моей карьере, – продолжал Коллинз. – Даже если все в этом уверены. Если кому-то очень этого хочется, я подам в отставку на следующий же день после избрания Зарси и не стану писать книг и выступать по телевидению. Просто этот самый Зарси, со всеми его недостатками и темным прошлым, способен помочь нам добиться важной цели, чтобы все морские пехотинцы, а не только снайперы, вернулись домой. Невозможно переоценить значение этого.

– Тут мы с вами солидарны, – вставил Ник.

Однако Коллинз не мог оставить тему в покое, несмотря на то что его смазливый помощник места себе не находил от смущения. Коренастый, резкий мужчина, на сто пять процентов военный, с коротким ежиком на голове и лицом, красным от долгого пребывания в открытом море в прошлом и долгого пребывания на поле для игры в гольф в настоящем, с приплюснутым носом и оскалом кабана. Педант-служака, и у него за плечами служба в «Морских котиках», так что, возможно, ему пришлось повозиться в грязи.

– Должен сказать, мне прекрасно известно, как вы работаете. Вы заводите дружбу со всяким отребьем, обещаете неприкосновенность, вынуждаете людей стать предателями, чтобы они давали показания против своих родных и друзей, и клянетесь спрятать их, защитив от мести. Так вот, это абсолютно то же самое. Мы вынуждены работать с отребьем, с теми, кто вызывает у нас омерзение. Зарси был наркобароном, отрубал людям головы, сочувствовал талибам, однако именно поэтому он представляет для нас еще б о льшую ценность. Он афганский Сэмми Гравано [59] . Преступно несправедливо, что он жив и процветает, и это вызов всем моральным устоям. Однако через него мы собираемся поддерживать моральные устои, не позволяя жить и процветать еще более страшным чудовищам. Хочу, чтобы вы поняли это и не считали нас полными кретинами. И не думали, будто я рассматриваю Зарси как ступеньку в карьерной лестнице.

– Я все понимаю, – сказал Ник.

После чего он вкратце описал меры безопасности, намеченные на появление Зарси в Джорджтаунском университете, упомянув про взаимодействие с Секретной службой, использование прикрытия с воздуха и тому подобное.

– Но, мистер Мемфис, ведь этот Крус необычайно способный и изобретательный человек, разве не так? Воплощение эффективности подготовки в морской пехоте. В Балтиморе он едва не добился своей цели. Разве нельзя исключить, что, несмотря на все ваши усилия, он просто окажется лучше вас? – Это подал голос заместитель директора, до сих пор не произнесший ни слова.

– Что ж, – согласился Ник, – Крус действительно великий снайпер, однако в мире он лишь второй. А лучший – присутствующий здесь мистер Свэггер. Я надеюсь на успех.

На этом все кончилось. Ник сел на место, провожая взглядом расходящихся участников встречи. Боб догнал директора Национальной разведки профессионала Теда Холлистера, и оба некоторое время оживленно вспоминали далекие горячие деньки в Сайгоне. Из всех присутствующих они были единственными из той далекой забытой войны. Два старых ветерана с выцветшими воспоминаниями о зловонных джунглях, безликих деревушках и крестьянах в пижамах, умирающих, умирающих и умирающих.

Склонившись над столом, Свэггер протянул Холлистеру его портфель, и они вместе прошли к дверям. Казалось, оба готовы еще несколько часов говорить о прошлом, так что в конце концов Ник подошел к ним и сказал:

– Боб, нам пора.

Он поблагодарил Холлистера за вступительное замечание, которое, на его взгляд, существенно смягчило общее напряжение, после чего все обменялись рукопожатиями и Холлистер в гордом одиночестве направился к лифту, чтобы спуститься к своей машине и вернуться в здание президентской администрации.

Затем сопровождающие провели Ника и Боба тем же путем, от лифта на первый этаж, мимо памятника сотрудникам Управления, погибшим при исполнении своих обязанностей, и на улицу к поджидавшей машине, которая должна была отвезти их обратно в здание имени Гувера.

– От этого заведения у меня всегда мурашки, – пробормотал Ник.

– У меня тоже, – согласился Боб.

– Ну, что, ветераны Вьетнама, поболтали о былых временах?

– Очень интересный человек. Необыкновенно умный. Помнит Вьетнам гораздо лучше меня, но, должен сказать, он вряд ли выпил шесть тысяч галлонов дешевого бурбона, чтобы забыть весь этот кошмар.

– Так или иначе, каковы ваши заключения, доктор Гамлет? Вам удалось затронуть совесть короля? Есть какие-нибудь подозрения? Прогресс? Что угодно?

Боб покачал головой.

– Полный провал, и еще этот чертов Коллинз никак не желал заткнуть свой фонтан. Этот тип мне определенно не нравится. Он тут в самом «яблочке», и ему это не по душе. Все, что он говорил, было обращено к другим, а не к нам. В любом случае эти люди умеют себя держать. Чтобы их раскусить, нужен какой-нибудь психоаналитик из кино. Как мне показалось, Коллинз чересчур крут, но больше всего ужаса мне внушил Опер; он почти ничего не говорил, но у него характер убийцы, не знающего снисхождения. С таким человеком трудно работать, трудно просто находиться рядом, так что он действительно знает свое дело, иначе ни за что бы не поднялся так высоко. Остальные двое показались мне обычными бюрократами и политическими обезьянами высокого пошиба, а старик вел себя так обаятельно и любезно, что трудно заподозрить его в чем-либо помимо того, что он мой дед.

– Возможно, именно в этом и заключается его техника. Расхвалить, обольстить и тем самым напустить дыму и скрыть истинные мотивы.

– У меня мелькнула такая мысль, и все же я так не думаю. Уж слишком очевидно это было бы. По-моему, это приглашение сунуть нос в его дела. Он хочет этого. Нет, я так понимаю, это полная уверенность в себе, сознание того, что он, как большая шишка, абсолютно неприкасаем и поэтому может позволить себе быть душой вечеринки. А остальные держали карты близко к груди, поскольку им есть что терять.