Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник)

— Да ничего! Речь сейчас не о вас. Хочу спросить, — заглянул Тораев в глаза секретарю, — если работаете здесь около года, может, знаете… почему мой телефон не звонит?

Секретарь вздохнул с облегчением. Загадочно улыбнулся.

— Нас всех тоже это удивляет, Сары Тораевич.

Редактор намека не понял.

— А что надо сделать, чтобы он зазвонил?

— Надо подумать, — неопределенно ответил секретарь.

Назавтра редактор снова начал свой рабочий день с вызова секретаря.

— Ну как? Подумали?

— Я подумал, — сказал секретарь и положил на стол рукопись.

— Что это?

— Это? Фельетон мой.

— Так вы и фельетоны пишите?

— Иногда пишу. Когда попадаются острые, интересные факты.

— Вот как… — Редактор покосился на рукопись и закурил.

Дымя папиросой, он прочел фельетон.

— Вай, удивительно! Но вы хорошо проверили факты?

— Разумеется. Нельзя без проверки. Я строки не напишу, если не уверен.

— Вот как… — снова повторил Тораев, раздумывая.

Минуты две он посидел в нерешительности и потянулся за красным карандашом.

— Фельетон вроде бы получился. Но все же надо уточнить этот факт. И этот, — произносил он, подчеркивая строчку за строчкой.

— Не беспокойтесь, все факты проверены тщательно, Сары Тораевич, — уверял его секретарь.

— Нет! Нет! — качал головой редактор, протестуя. — Надо уточнить еще раз, обязательно.

Не успел секретарь затворить за собой дверь кабинета, как зазвонил телефон. Тораев, не веря своим ушам, удивленно смотрел на оживший аппарат. Нет, не ошибка, звонок повторился. Редактор поспешно схватил трубку.

— Это вы, товарищ Тораев? — спросил робкий голос.

— Да, я.

— Очень рад… Очень рад…

— Чем могу служить?

— Я так смущен, что не знаю, с чего начать, товарищ редактор…

— Начинайте с начала.

— Хм, да… У меня большая просьба к вам… Да, очень большая… Как бы вам ее изложить? Никому не пожелаю такого испытания. Нелегко объяснить все чужому человеку, которого совсем не знаешь… Но я наслышан о вас как о человеке умном и чутком. Говорят, вы ни одну живую душу не обидели. Молва народная не обманывает. Уверен, что истинная правда…

— Какая у вас просьба?

— Просьба у меня известная…

— Ну, так говорите же, не стесняйтесь!

— Скажу, товарищ Тораев. Слышал я, что есть у вас нехороший материал на Серверова…

— На кого? Не понимаю.

— Серверов! Слышите? Сервер Серверович Серверов!

— А вы кто? Серверов?

— Я?

— Да, вы.

— Как вам сказать… Я не чужой ему человек, Серверу Серверовичу… Мы с ним как братья родные.

— И что же дальше? Вы считаете этот материал несправедливым?

— Да нет…

— Тогда почему звоните?

— Ай, как говорится, не найдешь человека, который бы не ошибался. Мы его уже наказали крепко. Больше он никогда такого не сделает. Мы были бы очень вам благодарны, если вы найдете возможным не пропускать этот материал в газету. Вас поблагодарили бы хорошие люди. Мы бы вечно помнили вашу доброту…

Только Тораев положил трубку, как телефон зазвонил опять. Показалось ему, что на этот раз звонок был громче.

Редактор взял трубку и услышал льстивый, заискивающий голос:

— Это товарищ Тораев?

— Он самый.

— Салам алейкум, товарищ Тораев. Как жизнь, как дела? Все благополучно? Здоровье как?

— Спасибо, не жалуюсь.

— Главное в жизни, чтобы было здоровье…

— Чем могу быть полезен?

— У меня большая просьба, товарищ Тораев…

— Слушаю вас.

— Я всегда думал, что вы человек внимательный. Не ошибся вот. Да и как иначе, редактором газеты может быть только самый человечный человек! Особенно в наше время…

— Вы хотели о чем-то просить меня?

— Ах, да, конечно!..

— Так говорите, наконец! О чем?

— Если говорить правду, товарищ редактор, то я дядя Сервера Серверовича. Самый близкий, родной ему дядя. Мне сказали, что кто-то написал о нем фельетон. С тех пор, как узнал я об этом, не имею ни сна, ни покоя. Если действительно такой фельетон написан и появится в газете, это огорчит нашу семью больше, чем самого Сервера Серверовича. Вы приехали к нам недавно и, возможно, еще не знаете нашу семью. Будем живы, и встретимся, конечно, и познакомимся. Я считаюсь одним из заметных людей в селе. Словом, откровенно сказать, фельетон о племяннике очень подорвет и мой авторитет. Многие будут огорчены. Но ведь найдутся и такие, кто обрадуется, вот что плохо. Начнут хихихать завистники. Нехороших людей, завистников много… А своего оболтуса мы уже наказали за его проделки как следует, взгрели, будьте уверены! И без фельетона пропесочили. Поэтому… Если можно… Постарайтесь уж… Мы вашу доброту оценить сумеем…

Третий звонок был протяжней двух других, но Тораеву он показался мягче и тише. После обмена приветствиями звонивший не стал долго тянуть, а сразу начал выкладывать свою просьбу. Но редактор по тону его и первому слову уже догадался, о чем пойдет разговор. И поспешил поставить точку:

— Вы так стараетесь сделать свой голос жалобным, что я подозреваю — не вы ли и есть сам Серверов?