Точка зрения (Юмористические рассказы писателей Туркменистана) (сборник)

Беда не ходит в одиночку. Но и удача тоже общительная особа. Земляк Аты, работавший врачом в городской клинике, уехал на три года в Москву, в аспирантуру, и оставил Ате Думанлы свою квартиру: «Живи пока!»

Тревожило лишь то, что на стихи Аты Думанлы не было спроса. Редакции выставляли десятки причин, чтобы забраковать предлагаемые им стихи. Ата Думанлы находил этому оправдание: «Я только начал входить в мир поэзии. Здесь не районная газета — требования другие. Если они будут публиковать все, что я пишу, и я расти перестану. Надо быть терпеливей, рано или поздно стихи мои будут публиковаться».

А ждать было прямо-таки невмоготу. У него набрался почти полный чемоданчик стихов, возвращенных редакциями за ненадобностью. Как-то Ата Думанлы отправился к знакомому поэту и рассказал ему о своих делах. Тот долго говорил молодому коллеге о высоком назначении поэзии, об изна-чальности таланта и обязательности теоретической подготовки и закончил свои наставления тем, что сунул Ате в руку десятку и посоветовал не торопиться с публикацией, пока не придет настоящее мастерство.

Ата Думанлы ушел с таким чувством, словно ему влепили пощечину. По дороге купил на даровую десятку вина и выпил его все, до капли. От обиды лицо его горело. В ту ночь он не мог спать. Разложил на постели все стихи, некоторые, самые дорогие ему, перечитывал по нескольку раз. Он и гордился ими и жалел их. Под конец вдохновился и быстро, не переводя дыхания, написал новое стихотворение, которое назвал «Обесцененные строки». Показалось, что это стихотворение получилось не похожим ни на одно из прежних.

Не прошло и недели, как в субботнем номере газеты под рубрикой «Голоса молодых» стихотворение было опубликовано. Ата был на седьмом небе. Не дожидаясь прихода почтальонши Марьям, которая всегда переживала его неудачи, как свои собственные, Ата Думанлы купил в киоске пятнадцать экземпляров газеты. Сердце его бешено колотилось, он не шел, а летел по асфальту.

В минуту добрался до дома, развернул газету… И сразу же переменился в лице. Подпись стояла его: «Ата Думанлы», однако стихи назывались не «Обесцененные строки», а «Крылатые строки». С этим он смирился и начал читать само стихотворение. Но стихи были не его! Чужие мысли, незнакомые слова лезли в глаза, словно издевались.

Ата Думанлы и прежде встречался с несправедливостью, но так его еще никогда не унижали. Ему захотелось немедленно умереть от такой жестокости. К горлу подступил ком. Ата буквально трясся от злости. «Надо прямо сейчас, пока он еще не встал с постели, пойти и набить морду проклятому заведующему, который допустил такое издевательство! Если я не сделаю этого, человеком себя считать перестану!..»

В таком настроении Ата Думанлы схватил измятую газету и вышел из дому.

Субботние улицы в ранний утренний час были малолюдны. Дождь, ливший всю ночь, прекратился, небо, освободившееся от туч, розовело чистотой и прозрачностью. На листьях деревьев крошечными солнцами поблескивали дождевые капли. Где-то неподалеку слышалось воркование горлинок. Девушки раскладывали цветы на продажу, и сами напоминали весенние цветы.

Все это не могло не подействовать на поэтическую душу Аты Думанлы, его нахмуренные брови расправились. Он и сам не заметил, когда выкинул газету.

«Жизнь так прекрасна, так поэтична. У людей лица светлые, веселые. Почему же я должен грустить? Поэту приличествует быть выше мелких обид, если он действительно поэт. Я не могу губить свои самые тонкие, самые нежные чувства из-за какого-то тупого и бездушного чиновника при поэзии. Уж лучше забуду все свои обиды и стану, как эти люди, радоваться ясному весеннему дню. Справедливость рано или поздно восторжествует. Выше голову, Ата Думанлы!»

Придя к такому решению, он пошел медленнее, готовый наслаждаться жизнью и радоваться каждому ее проявлению. Его окликнули. Размахивая почтальонской сумкой, Марьям бежала к нему возбужденная, разрумянившаяся и в эту минуту показалась Ате более молодой, красивой и привлекательной, нежели была на самом деле. Она с ходу сунула в руку Аты Думанлы газету.

— Поздравляю! Наконец-то издали! С тебя флакон духов.

Марьям радовалась так, будто в спортлото угадала все шесть номеров. Было бы подлостью портить ей настроение, и Ата Думанлы натянуто улыбнулся. Ради приличия развернул газету.

— И в самом деле, вот оно! Спасибо, Марьям-джан, ты всегда мне радость даришь. Когда заканчиваешь работу?

Она взвесила в руках сумку, улыбнулась:

— Еще часа на три с половиной хватит.

— Мы должны отметить мою удачу.

— Только с одним условием. Ты меня понял?

Ата Думанлы снова натянуто улыбнулся:

— Хорошо, хорошо, не стану читать стихов. Что тебе купить?

Марьям удивилась, вскинула свои тонкие брови:

— Разбогател, что ли?

Ата Думанлы солидно откашлялся.

— У меня всегда найдутся деньги для нас двоих.