Точки пересечения. Завещание

Фирмач иронично скривил губы, но все-таки съехал с шоссе на проселок. Поросшая травой дорога запетляла среди зеленых березовых рощиц. До боли памятным и родным вдруг повеяло на Жору. Точно по таким вот местам он совсем еще пацаненком бродил вместе с мамой. Собирал в корзинку лесные грибы, на солнечных травянистых пригорках объедался переспевшей полевой клубникой. От этих воспоминаний, будто тугим невидимым шнуром, беспросветно-дикая тоска мучительно сдавила грудь. «Мама, прости!» — чуть было не закричал во весь голос Коробченко, но вместо крика, перепуганный своей слабостью, судорожно стиснул зубы.

Поплутав между рощицами, дорога приподнялась на взгорок. Со взгорка потянулась к хмурому урочищу. Кругом — насколько видел глаз — не было ни души. «Вот тут деньги ваши — станут наши», — с ненавистью к лощеному «фирмачу» подумал Коробченко. Чувствуя охватившую все тело дрожь, тихо попросил;

— Тормозните, по нужде надо…

Мужчина остановил машину. Не оборачиваясь, усмехнулся:

— Не вздумай, не расплатившись до конца, убежать к тете.

Жора широко распахнул дверцу и вылез из машины. Словно перед прыжком в омут, глубоко вздохнул, выхватил из-за пояса джинсов спрятанный под рубахой наган и, подражая Мите-кукольнику, угрожающе процедил:

— Это ты, падла, щас на тот свет побежишь…

Мужчина повернулся к Жоре всем корпусом. Он не успел произнести ни слова. И никто никогда не узнает, о чем он подумал в последний миг своей жизни. Коробченко выстрелил ему прямо в сердце…

Выстрел громыхнул так неожиданно, что даже сам убийца долго не мог сообразить, какую непоправимую трагедию сотворил. Ледяными глазами Жора уставился на уткнувшегося лицом в чериый «дипломат» мужчину. Из шокового транса вывела застрекотавшая на опушке леса сорока. Коробченко испуганно огляделся. Боязливо, как будто опасаясь удара электрического тока, вытащил из-под головы мужчины заветный чемоданчик. Лихорадочно отщелкнул замки и ошарашенно сел на траву — вместо толстых пачек денег в чемоданчике белел сложенный вчетверо листок бумаги. Трясущимися руками Жора развернул бумажку. Пока не понимая смысла, стал читать расписку какого-то Владимира Олеговича Милосердова о получении им от Геннадия Митрофановича Зоркальцева семи тысяч рублей в уплату за какой-то мебельный гарнитур. Когда, наконец, смысл расписки дошел до сознания, Коробченко встал на ноги и, словно озлобившийся неврастеник, исступленно привился топтать пустой чемоданчик. Приступ дикой ярости сливался с отчаянным страхом. Мучительно пересиливая колотящий озноб, Жора ухватил под мышки безжизненное тело мужчины, еле-еле протянул его через дверцу машины и волоком потащил в урочище…

От преднамеренного убийства Жоре достались свои же восемнадцать рублей, снятый с пальца Зоркальцева перстень, водительское удостоверение на его имя и сиротливо стоящая на проселочной дороге автомашина «Жигули», управлять которой Коробченко научился еще в школе. Вдобавок к этому в машине лежали темные очки с золотистой оправой, новенькая японская куртка и фетровая шляпа. Куртку, правда, низкорослому Жоре можно было носить лишь с подогнутыми рукавами, но шляпа пришлась по голове.

Усаживаясь за руль «Жигулей», Коробченко думал только об одном: поскорее и подальше умчаться от места преступления. Через несколько минут надсадной езды он вдруг сообразил, что с окровавленным сиденьем можно «припухнуть» на первом же милиционере, и без всякой жалости с ходу загнал автомашину в урочище. Выбравшись из чащи, решил идти по проселочной дороге, куда она приведет. На закате солнца дорога привела Жору к указательному щиту с названием райцентра, где жил Шурик Ахмеров. Раздумывая, стоит ли встречаться с Шуриком. Жора вытащил из-за пояса натерший живот наган. В барабане осталось пять патронов. «Четыре — ментам, если станут задерживать, пятый — себе», — мрачно решил Коробченко. Выхода не было. Жора сорвал со стриженой головы пляжную кепочку и со злостью швырнул ее в кусты. В шляпе и в темных очках он казался себе совсем не похожим на преступника. Хотел надеть куртку, но вечер был душным. Жора сунул наган в карман куртки, перекинул ее через плечо и зашагал дальше.

Едва переставляя от усталости ноги, Коробченко наугад брел по малолюдному райцентру. Неожиданно вышел к большому деревянному мосту через речку. У Дома культуры, среди высоких тополей, во всю мощь гремела музыка, а на берегу одинокий старикашка в длинных, до колен, черных трусах окатывал водой из ведерка, новенькую вишневую «Ладу».