Точки пересечения. Завещание

Антон быстро пробежал взглядом анкетные данные и внимательно стал читать показания Анжелики Евгеньевны Харочкиной:

«В самом начале апреля, число точно не помню, Геннадий Митрофанович Зоркальцев предложил мне позаниматься математикой у него на даче, которая находится недалеко от Новосибирска. День был теплый, солнечный. Поэтому я охотно согласилась. Поехали мы туда в его автомашине. По пути остановились на Красном проспекте, у винного магазина. Зоркальцев сходил в магазин, купил там бутылку пятизвездочного грузинского коньяка и килограмм шоколадных конфет. Для чего это куплено, он мне не говорил. Когда приехали на дачу, Зоркальцев первым делом зажег камин. Мы подождали, пока в даче нагреется, и стали заниматься математикой. Возможно, через час или чуть поменьше я устала, попросила сделать перерыв. Зоркальцев сказал, что на сегодня занятий достаточно, а уж если отдыхать, то с музыкой. Он сходил к машине, принес оттуда японский транзистор, бутылку купленного коньяка и стал предлагать мне выпить с ним за компанию. Я не хотела пить, но Геннадий Митрофанович настойчиво убеждал, что ничего страшного от одной рюмочки не будет. Первую рюмку он заставил меня выпить через силу. Потом сразу налил еще. Я хотела отказаться, но опять не смогла. После второй рюмки мне стало все безразлично. Сколько всего рюмок выпила, точно не помню, но опьянела так, что не могла держаться на ногах. Хорошо запомнила лишь то, как Зоркальцев уложил меня в постель. Я закричала, а он припугнул: «Молчи, а то хуже будет». Дальше ничего не помню. Очнулась уже вечером, от холода. Все тело и голову ломило от боли, а на руках виднелись синяки. Зоркальцев, в рубашке и джинсах, сидел у камина. Я спросила: «Что вы со мной сделали?» Он ответил: «Ничего». — «А почему я в постели?» Он усмехнулся: «Ну, Анжела, ты юмористка из кулинарного техникума. Где же, как не в постели, тебе быть после бутылки коньяка». Я, конечно, маме об этом ничего не сказала, побоялась. В начале июня я заболела — стало сильно тошнить. Мама заметила болезнь и повела к врачу. Когда врач определил, что я беременна, пришлось рассказать родителям правду. Теперь понимаю, мне ни под каким предлогом не следовало так сильно напиваться, но я ведь не думала, что Зоркальцев спаивает умышленно, чтобы воспользоваться моим беспомощным состоянием. Всего мы с Зоркальцевым ездили к нему на дачу три или четыре раза, точно не помню. Больше там не выпивали, и Зоркальцев ко мне не приставал».

Закончив чтение, Бирюков покачал головой:

— По-моему, эта преподобная Анжелика Евгеньевна в неполные восемнадцать лет успела пройти огни, воды и медные трубы.

Маковкина утвердительно кивнула:

— Очень развязная девица. Давая такие показания. ни покраснела, ни смутилась. Поговорила я с ней о жизни, не для протокола. Оказывается, курит и «слегка» употребляет вино с четырнадцати лет. Первый раз «влюбилась» в какого-то красивого официанта — в пятнадцать или шестнадцать, точно не помнит. На языке — сплошные «Чинзано», «Кэмэл», «Супер Райфл», «Бони М» и так далее. Всему импортному знает цену: и вину, и сигаретам, и джинсам, и грампластинкам. Когда же речь заходит об отечественном, кривится в презрительной ухмылке. Совершенно не имеет представления о стоимости хлеба, сахара, молока. Спрашиваю: «Неужели ты их никогда не покупала?» Жмет плечами: «Покупала иногда, а сдачу не пересчитывала». — «Как же дальше жить думаешь?» — «Как получится»… — Маковкина показала взглядом на протокол. — Если бы не беременность, случай на даче Зоркальцева стал бы для нее проходным эпизодом и канул бы в Лету.

Бирюков чуть подумал:

— Мне кажется, Зоркальцев всего-навсего — козел отпущения. Сам-то он что по этому поводу говорит?

— У него другая трактовка. Ни в какой винный магазин он не заходил и никакого спиртного не покупал. Бутылку привезла на дачу Анжелика. Причем Зоркальцев об этом даже не знал. Она достала коньяк из своей сумки, когда сделали перерыв в занятиях. Выпить предложила сама, дескать, за ее день рождения, то есть за совершеннолетие.

Бирюков заглянул в протокол допроса:

— Если верить записанным здесь паспортным данным, совершеннолетие Анжелики Евгеньевны наступит лишь тринадцатого августа.

— Правильно… — Маковкина помолчала. — Хотя Зоркальцев об этом и не знал, но он утверждает, что категорически отказался выпивать и запретил это Анжелике. Та разочарованно сунула бутылку назад в сумку, после чего Зоркальцев оставил Анжелику и пошел осматривать сад. Вернулся примерно через час. Бутылка коньяка была пустой, а опьяневшая Анжелика спала, навалившись грудью на стол. Пришлось Зоркальцеву уложить ее в постель…

— Значит, Геннадий Митрофанович отрицает умышленное спаивание несовершеннолетней?