Хотя Кира и договорилась с собой подумать над признанием на следующей неделе, она даже не подозревала, насколько сложно ей будет держать это чувство внутри себя. Когда она была занята чем-то, требующим сил и внимания, та часть её сознания, которая не была задействована в решении текущей задачи, расслаблялась, давая знать о своём новом и никогда до этого не испытанном состоянии фоновыми всполохами обжигающего удовольствиями или периодическими приятными сжиманиями сердца. Когда же она оставалась наедине с собой, то в душе наступала такая буря, что, казалось, она могла сломать все мачты, потушить все маяки и разбить любые самоналоженные ограничения. Каждую минуту своего свободного времени она представляла, как и какими словами она могла признаться Максу в своих чувствах, которые, не находя выхода, гоняли её из угла в угол своей квартиры и угрожали взорвать её изнутри. Так, по крайней мере, она провела вчерашний вечер; когда она легла в кровать, чтобы уснуть, мысли стали настолько мешать её покою, что она схватила телефон, чтобы позвонить ему и всё ему рассказать. Но у неё не было его номера.
Проснувшись сегодня утром, она с самой первой секунды пробуждения была сбита с ног той лавиной чувств, которая спала вместе с ней. Не справившись с порывом, она снова схватила телефон и снова вспомнила, что у неё не было его номера. Ей пора было что-то с собой делать: жизнь в таком состоянии, конечно же, не была невыносимой, но умиротворённой её тоже нельзя было назвать. Потратив пять минут на глубокое и размеренное дыхание, Кира, успокоившись, решила, что, кажется, можно было наконец-то начинать утро.
Несмотря на все связанные с новым чувством мучения, она была уверена в том, что, если бы какая-нибудь высшая сила приблизилась к ней и предложила бы по щелчку пальцев освободить её от этих переживаний, она бы отказалась. Она не хотела освобождаться; это, кажется, было тем, ради чего стоило жить.
На перерыве она и Тина отправились в маленькое уличное летнее кафе в парке у работы. Кира уже выучила, что в разговорах с местным населением при упоминании парка нужно было уточнять, какой парк имелся в виду, иначе это было бы воспринято, как рассказ о большом центральном парке, который в этом городе назывался просто «парк». Они пошли вдвоём: другие две девушки, которые обычно составляли им компанию и которых Тина называла либо «девочки», либо «подружки», ушли в отпуск, как и треть их отдела. День был, как и все дни сейчас, летним, жарким и невыносимо солнечным.
– Ты как-то упомянула, что у тебя есть сестра, – вспомнила Кира, когда они закончили есть.
– Да, младшенькая.
– У тебя только одна сестра?
– Да, нас двое. А у тебя что, никого нет?
– Нет, никого. Какая у вас разница?
– Восемь с половиной лет.
– Ого! Какие у вас отношения? – спросила Кира, чтобы тут же поправиться, – Если ты не против такого вопроса, конечно.
Она любила задавать подобные вопросы тем, кто не был единственным ребёнком в семье: каждый раз она как будто бы проверяла на прочность сопровождавшее всю её жизнь желание расти не одной, сопоставляя то, чего ей не хватало в детстве, с реальным опытом других людей.
– Не против, с чего бы? Нормальные у нас отношения. Она у меня милашка. Когда в настроении. Упрямая, конечно, но милашка.
Они встали из-за стола и побрели по направлению к выходу из парка, решив свернуть незадолго до него и уйти на один или два прогулочных круга.
– Ты так ровно ходишь, – заметила Кира, не удержавшись от комментария, – В смысле, что ты на таких высоких каблуках и всё равно так ровно ходишь.
– Я знаю, – уверенно ответила Тина, – Я практиковалась.
– Практиковалась? – удивилась Кира.
– Да. Знаешь, есть такие люди, которые ходят вприпрыжку? – Тина изобразила преувеличенно пружинящую походку, – Я в детстве когда увидела это безобразие, так испугалась, что могу быть такой же, что начала практиковаться перед зеркалом. Потом чуть подросла и на каблуках тоже тренировалась.
– Сразу получилось?
– Нет, практика нужна была. У меня в итоге хорошо получалось. Иногда слишком хорошо, – деловито сказала Тина.
– «Слишком хорошо» – это как? – усмехнувшись, поинтересовалась Кира.
– Я тебе пример приведу. Я, когда училась в школе, попросила родителей купить мне зимнее пальто в пол – почему-то хотелось именно в пол: блажь накрыла. Я его надевала и с таким каменным лицом, – Тина изобразила бесстрастное выражение лица, – выплывала на улицу. Представляешь? Зимний призрак. Ног не видно, макушка плывёт по прямой линии. Корабль просто. Летучий голландец.
Кира начала смеяться в голос.
– Как-то, помню, плыву, а мимо проходит женщина с маленькой дочкой, и та такая показывает на меня и кричит «Мама! Девочка парит!». Красивая фраза, конечно, но, по-моему, получалась девочка-ледокол.
У Тины зазвонил телефон, и Кира приложила усилия, чтобы унять смех и тем самым не мешать разговору.
– Да, – ответила Тина в трубку, – Да. Да. Я на перерыве. Это не подождёт? – вздохнула она, – Сейчас приду.