Точки притяжения

– Амир работает в хорошем месте. Я сейчас ищу работу…

– Что? – удивлённо перебила её Соня, – Ищешь новую работу?

– Да; эта меня в конец задолбала. Я посматриваю на его компанию. Хорошее место, судя по всему.

– Можешь начать нарабатывать контакты: здесь много его коллег, – широко улыбнулась Соня, – Видишь девушку? Вон, худая такая. Там стоит, – Соня мотнула головой в противоположный угол.

– Которая выглядит так, будто хочет находиться где угодно, только не здесь?

– Ага. Это его начальница.

Таня кивнула, и они снова замолчали. Таня посмотрела на подругу: ей действительно было очень приятно увидеться с ней – особенно после сегодняшнего дня, состоящего из череды мелких неприятных эпизодов. Они с Соней дружили с младших классов школы; у них даже имена рифмовались: ходили под руку парой – Таня и Соня. Соня была выше подруги – по крайней мере, когда они стояли босиком; Соня презирала каблуки. Тем, кто интересовался их ростом, они любили говорить, что разошлись в разные стороны от ста семидесяти – обе на два сантиметра. Сонины волосы были как с картинки: длинные, балансирующие между насыщенно светло-коричневым и бледно-рыжим цветами, вьющиеся у концов, они выглядели так, как будто Соня только что вышла из рекламы шампуня; Таня пробовала отращивать волосы до длинных: до какого-то предела они росли нормально, но потом начинали превращаться то ли в паклю, то ли в солому. И ещё Соня носила чёлку, которая мало того, что подчёркивала её милое округлое лицо с заострённым подбородком, так ещё и делала выразительный акцент на её больших, круглых и немного раскосых глазах.

– Как у вас дела с парнем?

– Он перестал быть парнем лет пять назад. Плохо, – спокойно ответила Таня, – Расстанемся скоро.

– Даже так! – испуганно воскликнула Соня: её, как участницу длительных серьёзных отношений, пугали любые расставания, – Почему?

– Изменяет. Это не мои домыслы, если что: это точно.

– Как ты стоически это переносишь! И что, устроишь сцену?

Таня презрительно фыркнула.

– Что за пошлости. Сообщу ему причину и уйду.

Соня восхищённо посмотрела на подругу.

– Ты уникум.

– Я просто не люблю пошлостей. Знаешь, бывают такие ситуации, когда девушки узнают, что их парень изменяет им, и идут к своей так называемой сопернице с фразами типа «убери от него руки», «отвали» и так далее. Блевать хочется. Если он тебе изменяет – проблема в нём, а не в другой девушке.

– Нет. Это не популярное мнение.

– Почему? – Таня настолько не ожидала такого ответа, что удивленно обернулась к подруге; до этого они стояли, прислонившись спиной к стене и ленно рассматривая толпу вокруг.

– Это твоё мнение. Ты особенная – ты уверенная в себе; ты молодец. А так, мы, девушки, в своём подавляющем большинстве не уверены в себе. Все многомилионные обороты денег построены на нашей неуверенности. Они говорят: твои волосы могут быть ещё шелковистее, твоя фигура может стать ещё худее и спортивнее, твоё лицо может быть ещё лучше из-за косметики или (не дай бог) операции, твоя одежда может быть стильнее, твой парфюм приятнее. Они даже залезают нам под одежду и твердят, что красивое бельё сделает нас привлекательнее! Если красивое бельё делает людей привлекательнее, почему мужчины его не носят?

– Я люблю красивое бельё.

– Это твоё личное предпочтение. Я покупаю японское. Монотонное, хэбэшное, – Соня сдвинула горловину кофты, чтобы показать лямку топика, – Рай. К чему я. К тому, что они даже сталкивают нас в боях за совершенство. Мы – соперницы. Только победит не сильнейшая, а красивейшая. И даже не красивейшая, а та, кто приложила больше всех усилий.

– Ну ты загнула монолог. Теория заговора какая-то.

– А что? Скажешь, всё не так? А для того, чтобы мы не собрались все вместе и не дали массовый отпор, нам пропагандируют то, что мы не умеем дружить. Или что нас интересуют только семья, мужчины и дети, которые должны сгрудиться вокруг нас и отгородить от других женщин. Мир вообще боится, что женщины дадут отпор и поставят под вопрос всё, что навязывают им с детства. Поэтому если они собираются не в какие-нибудь там социально одобренные группы, типа клубов по интересам, а для того, чтобы обсудить своё место и свои права, над ними принято насмехаться и показывать пальцем. Причины какие-нибудь уничижительные придумывать. Мол, раз собрались, значит вам нет места в одобренной обществом картине. Фрики значит. И… К чему это я изначально? А. Собственно, когда дело доходит до чего-то личного, дорогого, до сердечных дел…

– «Сердечных дел», – перебила её Таня, – Говоришь, как моя бабушка.

– Или моя бабушка, – улыбнулась Соня, – Не цепляйся. Когда дело доходит до личного, мы, накушавшись всего этого, задыхаемся в ненависти к сопернице. Мы же так старались! Получается, она старалась лучше. Как это пережить? Никак. Или уничтожить её этими… как ты там говорила, угрозами или чем-то таким, или уничтожить себя – ненавистью и самоуничижением. Это борьба не на жизнь, а на смерть; нас всю жизнь тренируют для этого. Выживет только одна.

– Не понимаю. Всё равно. Ты бы так делала?