— Почему он не наказал меня за тот случай с Сапф… с Моноспектральной Чапати?
Гадатель спокойно выдержал мой недовольный взгляд.
— Ещё накажет, — с лёгким удивлением сказал он, — не сомневайся.
— Так почему не приковал в подвале Нароста, чтобы использовать мои умения для казоку, пока счастливая керамическая монета не подохнет от старости и похмелья? Ведь сейчас я, — мне даже пришло в голову сделать жест рукой, — имею недостижимые ранее шансы сбежать… Пусть даже в теории, но…
— Ты переоцениваешь свои силы, мальчик, — мягко перебил Ункац-Аран и пригладил усы. — Всегда переоценивал, сисадда? Видимо, за эти годы ты недостаточно хорошо познал суть казоку. Ты, терюнаши, конечно, полезный малый. Но, во-первых, главные проблемы клан «Детей заполночи» привык решать не разговорами — пусть и волшебными, — а быстрым ядом или выстрелом в лоб. А во-вторых, Нискирич искренне верит, что найдёт тебя, где угодно.
Яри-яри! Про второе, конечно, несусветно наивно, ну да и ладно. А вот за первое стало обидно, причём до глубины души. А гадатель тем временем вдруг усмехнулся, причём широко и без злобы:
— Но можешь не трястись над шкурой, Бесхвостый Джадуга — бичевать тебя уж точно никто не будет!
Видимо, моё лицо аж перекосило от удивления, потому что чу-ха напротив вскинул морду (
— О, парнишка, да ведь Нискирича сейчас наверняка просто на куски разрывает от того факта, что бледножопый мутант уже второй раз спасает жизнь его ненаглядной дочурке!
Байши. Ну да. За неторопливыми событиями этого молниеносного дня бледножопый мутант даже успел позабыть об этом маловажном факте…
Теперь под колёсами «Коппульсо» равномерно шуршало, и мне не требовалось выдвигать перископ, чтобы понять: колонна на полной скорости идёт по пустынным равнинам, перемежаемым низкими пологими холмами.
Песчаная почва менялась на каменистые пласты, затем на сухую красноватую глину, и снова превращалась в песок. Редкие рощи и заросли шипастых хвостокусов провожали незваных гостей перешёптыванием листьев на ветру.
Ч’айя медленно успокаивалась. Плечи обмякали, взгляд становился менее стеклянным. Когда я (без особой-то уверенности) опустил правую руку и накрыл её левую, безвольно лежащую вдоль бедра, девчонка ответила встречным пожатием пальцев, благодарным и долгим.
В груди потеплело, словно от глотка дорогущей паймы.
Заметив, что Ункац-Аран с лёгкой усмешкой разглядывает наши сомкнутые ладони, я дёрнул подбородком:
— А ты вообще представляешь, куда мы едем, старик?
Тот вздохнул, собираясь снова убеждать, что вовсе не стар, но вместо колкого ответа только покачал головой.
— По всей вероятности, мой юный зубоскал, мы едем искать что-то ценное. Иначе я твоей спевки с почтенным Диктатионом объяснить не могу никоим образом.
Я многозначительно улыбнулся.
Что ж, достаточно прозорливо, сто́ит признать. Может, я и правда зря недооценивал странноватого самца все эти годы? Однако не смог отказать себе в удовольствии ввернуть, чтобы понаблюдать за крушением надежд:
— Про это
«Коппульсо» чуть накренился — не сбавляя скорости, колонна взбиралась на каменистое плато. Под колёсами теперь хрустело, словно гигантский песчаный карп перемалывал кости убитого быка.
Ункац-Аран пригладил усы жестом, снова напомнившем о свето-струнном слепке Князя-Из-Грязи.
— Далеко не из каждой ценности можно выковать перстень, — многозначительно кивнул он, — но это не отменяет её силы. Улица нашептала, что вы собираетесь в пустыню. Мне показалось правильным предложить себя в попутчики.
— Полагаешь себя большим спецом по мёртвым землям?
— А ты думаешь, что свой посох из иннти я купил на развалах Гариб-базара?
— Вообще-то, если откровенно, то да.
Брови чу-ха сдвинулись, но ненадолго. Затем он улыбнулся, словно признавая тонкость шутки. Я улыбнулся в ответ.
Может, так оно и лучше, если Нискирич фер Скичира узнает о дальнейших событиях не от пасынка-терюнаши или криитов, а от наиболее приближённого хвостатого?
Я потянулся. «Коппульсо» были спроектированы почти идеально, но удобными или вольготными для дюжины пассажиров их бы всё равно мог назвать разве что сааду, привыкший спать в стоячей келье. Оглядел полутёмный салон — часть бойцов дремала, остальные ёрзали в мягких фиксаторах, но недовольства проявлять не смел ни один.
— Значит, — мягко, почти «низким писком» уточнил я у старика, при этом поглядывая на Ч’айю, — ты хочешь стоять с нами на одном пьедестале?
Девушка всё ещё не отпускала моих пальцев, и нить разговора чуть не ускользнула, а ведь Ункац-Аран ответил очень важным:
— А кто сказал тебе, мальчишка, что вы вообще победите? — Он причмокнул, усы встопорщились. — Меня забавляет подобная самоуверенность, Ланс… И ты, и я знаем, что ваше дело дрянь. Но мне предельно любопытно, как оно закончится.