– Гонория, – строго произнес он. – Гонория! Она моргнула, всхлипнула и затихла.
– Мухи нет, – сообщил он.
– Но…
– Наверное, просто ресница попала в глаз. Рот Гонории сложился в маленькую букву «о».
– Я могу отпустить тебя? Она кивнула.
– Ты не начнешь визжать? Она отрицательно замотала головой. Немного помедлив, Маркус разжал руки и сделал шаг назад.
– Можно мне пойти с вами? – спросила она.
– Нет! – рявкнул Дэниел.
И честно говоря, Маркус вполне разделял его мнение. Ну что за интерес водить компанию с шестилетним ребенком? Тем более – с девчонкой?
– У нас очень много дел, – сказал он, явно проигрывая Дэниелу в свирепости.
– Пожалуйста…
Маркус тяжело вздохнул. Она выглядела до невозможности жалкой. На щеках еще не высохли слезы. Мягкие, абсолютно прямые каштановые волосы, расчесанные на косой пробор и прихваченные сзади заколкой, беспомощно свисали до плеч. А глаза – почти такого же, как у Дэниела, необычного лиловато-синего оттенка – были огромные, заплаканные и…
– Я тебя предупреждал, не встречайся с ней глазами, – напомнил Дэниел.
Маркус снова вздохнул и сдался.
– Ну может быть, в виде исключения.
– Чудесно! – Она подпрыгнула, словно удивленная кошка, и одарила Маркуса горячим, но, к счастью, коротким объятием. – О, Маркус, спасибо! Большое спасибо! Ты самый лучший! Лучший из лучших! – Она прищурилась и метнула пугающе недетский взгляд на брата: – А ты – нет.
Дэниел отплатил ей той же монетой:
– С удовольствием побуду худшим из худших.
– Мне все равно, – заявила она и взяла Маркуса за руку. – Пойдем?
Он взглянул на пальцы, сжимавшие его ладонь. Ему стало неловко, пожалуй, даже неприятно. Странная нервозность стремительно переросла в настоящую панику. Он лихорадочно пытался припомнить, кто и когда в последний раз брал его за руку. Может, няня? Нет, она предпочитала стискивать его запястье. Так ей было удобнее, если верить тому, что она говорила домоправительнице.
Тогда, возможно, отец? Или мать, когда-нибудь очень давно?
Его сердце билось часто-часто, а маленькая ладошка Гонории вдруг стала скользкой. Должно быть, кто-то вспотел. Он, она или оба. Но Маркус не сомневался – дело именно в нем.
Он посмотрел на Гонорию. Она лучезарно улыбнулась ему.
Он выпустил ее руку и смущенно пробормотал:
– Э-э, нам надо спешить, а то стемнеет.
Оба Смайт-Смита с любопытством уставились на него.
– Сейчас всего лишь полдень, – сказал Дэниел. – Сколько времени ты собираешься рыбачить?
– Не знаю, – уклончиво ответил Маркус. – Трудно сказать заранее.
Дэниел покачал головой:
– Отец недавно распорядился выпустить в озеро молодняк. Теперь, чтобы поймать рыбу, достаточно зачерпнуть воду башмаком.
Гонория восторженно ахнула.
Дэниел молниеносно повернулся к ней:
– Даже не думай об этом.
– Но…
– Если мои башмаки окажутся рядом с водой, клянусь – от тебя только мокрое место останется.
Она обиженно надула губы и, опустив глаза, пробурчала:
– Я думала о своих башмаках.
Маркус тихонько прыснул. Гонория немедленно подняла голову и укоризненно взглянула на него, явно заподозрив в предательстве.
– Просто это была бы очень маленькая рыбка, – поспешно объяснил он.
Казалось, такое оправдание ее не удовлетворило.
– Мелкую рыбешку невозможно есть, – продолжил он. – В ней одни кости.
– Пошли, – скомандовал Дэниел.
И они направились в лес, петляя между деревьями и задав двойную работу маленьким ножкам Гонории. Ей пришлось изрядно потрудиться, чтобы не отстать, и тем не менее у нее хватало сил болтать без умолку.
– Вообще-то мне не нравится рыба, – поведала она для начала. – У нее противный запах. И вкус какой-то подозрительный…
И потом, уже на обратном пути:
– …все-таки мне кажется, та, розовенькая, была достаточно крупной. Она подошла бы для еды. Тем, кто любит рыбу, которую я не люблю. Ну, если кто-то действительно любит рыбу…
– Больше никогда не зови ее с нами, – сказал Дэниел Маркусу.
– …которую я не люблю. Но думаю, мама любит рыбу. Не сомневаюсь, ей понравилась бы та розовенькая рыбка…
– Не позову, – заверил Маркус. Конечно, верх невоспитанности осуждать маленькую девочку, но она была невыносимо назойливой.
– …хотя Шарлотте не понравилась бы. Шарлотта ненавидит розовое. Никогда не наденет ничего подобного. Она говорит, что в розовом выглядит худосочной. Правда, я не знаю, что такое «худосочная», но звучит довольно-таки неприятно. Мне лично нравится лавандовая расцветка.
Мальчики хором вздохнули. Они не собирались останавливаться, однако Гонория выскочила вперед и, преградив им путь, с широкой улыбкой оповестила:
– Она подходит к моим глазам.
– Кто? Рыба? – удивился Маркус и заглянул в ведро, которое нес. Там плескались три превосходные крупные форели. Их могло быть больше, если бы Гонория не опрокинула ведро. Она сделала это случайно, но два законных трофея Маркуса преспокойно отправились обратно в озеро.
– Нет. Ты что, совсем меня не слушаешь, да?