– Ей исполнится шестнадцать в сентябре, – подтвердила Гонория. Кузина Гарриет – младшая сестра Сары – была, возможно, худшим музыкантом в семье Смайт-Смит. А это говорило о многом.
– Думаю, ей нужно больше играть, – поморщившись, произнесла леди Уинстед. – Бедная девочка. Ей никак не удается освоить инструмент. Должно быть, она очень переживает – при такой-то музыкальной семье.
Гонория с трудом удержала возглас изумления.
– Но, – сказала она с ноткой надежды, – Гарриет, кажется, предпочитает пантомиму.
– Трудно поверить, что нет никого младше тебя и старше Гарриет, кто мог бы играть на скрипке, – заметила леди Уинстед. Она замерла, искоса взглянула на ногу Маркуса и вернулась к работе.
– Только Дейзи, – ответила Гонория, имея в виду еще одну кузину, из другой ветви семьи. – Но ее уже призвали на службу после свадьбы Виолы.
– Призвали? – Мать рассмеялась. – Ты говоришь так, как будто это тяжкая повинность.
Гонория замолчала, стараясь не выдать всей глубины своего удивления. И не засмеяться. И не заплакать.
– Конечно, нет, – наконец смогла выдавить она. – Мне нравится играть в квартете.
Это была правда. Ей нравилось репетировать с кузинами, даже если приходилось заранее запасаться затычками для ушей. Плохими были только сами выступления.
Вернее, как сказала бы Сара, ужасающими.
Мучительными.
Апокалиптическими.
Сара всегда имела склонность к гиперболам.
Но почему-то Гонории никогда не было стыдно во время всего представления, она сохраняла улыбку на лице. И с жаром касалась смычком струн, ведь, в конце концов, на них смотрела вся семья и концерт так много для них значил.
– Как бы то ни было, – сказала она, возвращаясь к предыдущей теме, которая стала теперь настолько «предыдущей», что Гонории потребовалось некоторое время, дабы вспомнить, о чем шла речь, – я уверена, мне не придется пропустить сезон. Я просто разговаривала. Вела беседу. – Она сглотнула. – Бормотала под нос.
– Лучше выйти замуж за хорошего человека, чем поторопиться и попасть в беду, – необычайно пафосно провозгласила мать. – Все твои сестры нашли себе хороших мужей.
Гонория согласилась. Хотя она и не находила мужей своих сестер особенно привлекательными, все они уважали своих жен.
– И не все они вышли замуж во время первого сезона, – добавила леди Уинстед, не отрываясь от работы.
– Верно, но все они успели к концу второго.
– Правда? – Леди Уинстед подняла глаза и моргнула. – Похоже, ты права. Даже Генриетта?… Да, действительно, в самом конце. – Она вернулась к работе. – Ты найдешь кого-нибудь. Я за тебя не беспокоюсь.
Гонория хмыкнула:
– Приятно знать, что ты не беспокоишься.
– Я не понимаю, что произошло в прошлом году. Трэверс явно собирался сделать предложение. Как и лорд Фодерингем.
Гонория покачала головой:
– Не знаю. Лорд Бэйли выглядел совершенно решившимся. Но потом вдруг… ничего. Как будто он за один день потерял интерес. – Она повела плечами и взглянула на Маркуса. – Возможно, это и к лучшему. Как ты думаешь, Маркус? Кажется, тебе никто из них особенно не нравился. Не то чтобы это было как-то связано, но я ценю твое мнение. – Она рассмеялась. – Трудно поверить, что я это сказала!
Он повернул голову.
– Маркус? – Неужели он пришел в сознание? Гонория пристально посмотрела на него, ища на лице признаки… чего бы то ни было.
– В чем дело? – спросила мать.
– Я не понимаю. Маркус пошевелил головой. Конечно, он делал это и раньше, но по-другому. – Гонория сжала его плечо, молясь, чтобы он почувствовал ее руку. – Маркус? Ты меня слышишь?
Его сухие, потрескавшиеся губы слегка приоткрылись:
– Гон… Гон… Господи.
– Не разговаривай, – сказала она. – Все хорошо.
– Больно… – прохрипел он. – Д-дьявольски…
– Я знаю. Знаю. Прости.
– Он в сознании? – спросила леди Уинстед.
– Еле-еле. – Гонория взяла Маркуса за руку. Она сплела его пальцы со своими и сжала. – У тебя ужасный порез на ноге. Мы пытаемся прочистить рану. Будет больно. Боюсь, очень больно. Но это нужно сделать.
Он еле заметно кивнул.
Гонория перевела взгляд на миссис Уэдерби:
– У нас есть настойка опия? Наверное, следует дать ему немного, поскольку он пришел в сознание.
– Думаю, есть, – ответила домоправительница. Она не знала, куда деть руки с тех самых пор, как вернулась с горячей водой и полотенцами, и очень обрадовалась возможности что-то сделать. – Я пойду поищу прямо сейчас. Есть только одно место, где она может быть.
– Хорошая идея, – одобрила леди Уинстед. Потом встала и подошла к изголовью кровати. – Ты слышишь меня, Маркус?
Его подбородок чуть-чуть дрогнул.
– Ты очень болен, – произнесла она.
Он слегка улыбнулся.
– Да, да, – улыбнулась в ответ леди Уинстед, – я говорю правду. Но с тобой все будет хорошо, уверяю тебя. Хотя поначалу будет немного больно.
– Немного?
Гонория почувствовала, как на его губах появляется улыбка. Трудно поверить, что он еще может шутить. Она очень гордилась им.
– Мы поможем тебе выздороветь, Маркус, – сказала Гонория и, сама не успев понять, что делает, поцеловала его в лоб.
Он повернулся к ней, почти полностью раскрыв глаза. Он тяжело дышал, кожа была страшно горячей, а в глазах застыло страдание.