Точное будущее. Лучшая фантастика – 2024

«Все будет хорошо», – с этой мыслью Ваня бежал в школу. Правда, к третьему уроку, так как оказалось, что он безбожно проспал, но родители не ругались, вроде бы даже не обратили на это внимания, как и на брошенный в коридоре рюкзак. Рюкзак валялся под вешалкой, как железное доказательство того, что ночное приключение не было сном.

В школьном коридоре царила суета, шла вторая перемена. Кудимов увидел Ваню издалека, замахал рукой, закричал:

– Привет! Ты чего на матешу опоздал? Контрольная была. Римма Булатовна про тебя спрашивала. Ты где был?

– В мире мертвых, – отозвался Ваня негромко.

– Где-е-е?! – выпучил глаза Валерка.

– Я через портал прошел. Все как ты говорил, как на сайте написано.

– И че ты там делал? – недоверчиво усмехнулся Кудимов.

– Бабушку спасал.

– Хорош гнать, – фыркнул Валерка. – Придумал бы что-нибудь пооригинальнее.

Ваня в ответ только пожал плечами. В отличие от Кудимова он не придумывал городские сказки и не верил в чудеса, он совершенно точно знал, что чудо возможно, ведь бабушка теперь точно поправится. А потом, когда она совсем выздоровеет, надо будет съездить с ней на пересечение Южного шоссе и улицы Яшина, к Верному. Погладить его по бронзовому носу. И не для того, чтобы загадать желание, а просто так – в знак благодарности.

Евгений Лукин Отморозок

А тот ли это свет?

Пожалуй, что не тот. На том свете, насколько я понимаю, голова болеть не должна. Или должна? Адские муки и все такое… Тем более что голова у меня болит именно адски.

Сквозь дурноту проступает последнее в моей жизни (той жизни) воспоминание. Исполнение приговора. Пристегнули, гады, к столу, опрокинули, чтобы виднее было, как мне уколы ставят, а за стеклом зрители сидят пялятся.

– Невиновен… – хриплю я им напоследок. – Подставили…

Не верят! Морды у всех злорадные, ликующие. Плевать им, виновен я или не виновен, – поглазеть пришли…

– Да ты не расстраивайся, – приговаривает вполголоса служитель, запуская иглу в вену. – Теперь ведь не то что раньше… Раньше ширнут – и на кладбище… А теперь не-ет… Ширнут – и в холодильник! Ну подставили тебя… Лет через десять разберутся, или амнистия какая подкатит… глядишь, воскресят… Тебе операцию хоть раз под наркозом делали? Вот примерно то же самое…

Утешитель хренов!

А ведь получается, не соврал.

И все равно накатывает злость. Голова чуть не лопается.

Нет, как хотите, а из наркоза выходить куда легче. Крайне болезненный процесс это самое воскрешение. В затылке и висках пульсация, вдобавок со зрением что-то: потолок словно проваливается местами. Врач надо мной наклонился – и давай гримасничать. А он и не гримасничал вовсе – в глазах прыгало.

Хотел спросить, за что мне меру пресечения смягчили. Хорошо себя вел в жидком азоте? Спросить, однако, не смог – связки не слушались…

Потом малость пришел в себя. Врач куда-то исчез, а на его месте возник какой-то чиновничек.

– Как вы себя чувствуете?

– Хреново… – прохрипел я.

– Это пройдет, – бодро заверил он. – А пока позвольте поздравить вас с окончательной реабилитацией…

– Посмертной?

– Н-ну… в каком-то смысле… да. Свидетельство о смерти аннулировано, новые документы вам вручат чуть позже…

– А что стряслось-то? Неужто амнистия?

Официальное лицо опечалилось.

– Нет, – с прискорбием произнесло оно. – Ваше дело пересмотрено, и я обязан принести вам извинения от имени Министерства юстиции за судебную ошибку. Вы полностью оправданы. Как выяснилось, все улики против вас были грубо сфабрикованы и подброшены…

– Кем? – спросил я через силу.

– Виновные пока не установлены. Предстоит повторное следствие…

– А надо?

Чиновник взглянул на меня удивленно и пожалуй что с уважением.

– Вы не хотите, чтобы тот, из-за кого вас усыпили и заморозили, получил по заслугам?

– Не хочу… – выдохнул я. – Ничего не хочу. Жив – и ладно…

– Что ж, – поразмыслив, сказал он. – Очень приятно заполучить столь незлопамятного члена общества. Поверьте мне, это большая редкость. Как правило, посмертно реабилитированные жаждут мести, требуют справедливости…

– От головы чего-нибудь дайте… – сипло потребовал я.

* * *

Не знаю, сколько времени я отсутствовал на этом свете, но лекарства у них теперь сильные. Боли ушли за пару минут, слабость, правда, осталась.

Осмотрелся. Палату мне отвели отдельную, крохотную, изолированную от внешнего мира. Матово сияющий потолок, и ни окон, ни дверей. Нет, дверь-то, конечно, есть, но где она? Может быть, вон то зеркало в рост человека?

«Очнувшись в реанимации, – вылезла несуразная глумливая мыслишка, – первым делом посмотрись в зеркало… Ничего не забыл?»

Попробовал встать с кровати, но силенок не хватило.

Уснул.

А когда открыл глаза, в палате я уже был не один. Чиновничек вернулся. Теперь я мог разглядеть его в подробностях. Небольшого ростику, ласковый, улыбчивый. Внимательный. Одет… Скажем так: неприметно одет, неброско.

– Вам лучше? – озабоченно спросил он.

– Лучше… – выдохнул я. – А сколько лет…

Фразу не одолел – опять наехала слабость. Но он понял, о чем я.

– Сорок один год.

– Эх, ни хренас-се…

– Вы уже готовы отвечать на мои вопросы?