Тогда и теперь

Что же касается фра Тимотео… Он — их духовник, друг дома. Стоит встретиться с ним, посмотреть, что это за человек. Возможно, и он окажется полезным…

Размышления Макиавелли прервал осторожный стук в дверь. Он поднял голову, но не сдвинулся с места. Стук повторился. Макиавелли подошел к окну и поднял рамку с промасленной бумагой.

— Кто тут?

— Фаринелли.

— Подождите. — Вы один?

— Да.

Макиавелли спустился вниз и открыл дверь. Закутанный в плащ Фаринелли проскользнул в дом. Стоит напомнить: Фаринелли был флорентийским агентом, с которым Макиавелли встретился на следующий день после приезда в Имолу. Макиавелли запер дверь и провел его в гостиную, освещенную единственной свечой.

— У меня есть важные новости, — начал Фаринелли.

— Говорите.

— Могу я рассчитывать на благодарность Синьории?

— Вне всякого сомнения.

— Сегодня утром во дворец прибыл курьер. Мятежники наконец заключили между собой союз и скрепили его договором. Они дали слово помочь Бентивольо в защите Болоньи, вернуть прежним правителям владения, захваченные Борджа, и не вести с ним сепаратных переговоров. В их распоряжении семьсот кавалеристов и девять тысяч пеших солдат. Бентивольо готовится к нападению на Имолу, а Вителлоццо и Орсини должны двинуться на Урбино.

— Вот это действительно новости! — возбужденно воскликнул Макиавелли. Как зрителю в предвкушении захватывающего спектакля, ему не терпелось увидеть, как поведет себя герцог в критическую минуту.

— И еще. Вителлоццо дал понять герцогу, что присоединится к нему, если получит надежные гарантии безопасности своего собственного города Кастелло.

— Откуда вам это известно?

— Достаточно того, что я знаю об этом. Полагаюсь на вашу осторожность, мессер Никколо. Если кто-нибудь узнает о нашем разговоре, мои дни сочтены.

— Не волнуйтесь, — успокоил его Макиавелли. — Я не из тех, кто убивает курицу, несущую золотые яйца.

13

События разворачивались быстро. Узнав о восстании крестьян, герцог послал на его подавление испанских капитанов, дона Уго да Монкаду и дона Мигеля да Кореллу. Обосновавшись в Перголе и Фоссомброне, они предали огню окрестные деревни и города, безжалостно уничтожая население. В Фоссомброне женщины вместе с детьми бросились в реку, предпочитая смерть зверствам солдатни. Герцог сообщил об этих подвигах Макиавелли, которого пригласил для разговора.

— Похоже, этот год не слишком удачен для мятежников, — мрачно улыбаясь, сказал он.

Представитель папы в Перудже сообщил ему, что братья Орсини по прибытии в город пришли заверить его в верности святому отцу и просили прощения за свои действия. Макиавелли тут же вспомнил Фаринелли и его слова о Вителлоццо.

— Мне трудно понять, зачем они это сделали, — сказал он.

— Подумайте как следует, секретарь, и вы все поймете. Просто они не готовы к войне, хотят выиграть время, прикидываясь, что переговоры еще возможны.

Несколько дней спустя Вителлоццо штурмом взял Урбино, и герцог вновь послал за флорентийским послом. Макиавелли ожидал, что Эль Валентино будет расстроен плохими новостями, но герцог даже не упомянул о потере этого важного города.

— Хочу обсудить с вами проблемы, касающиеся вашего государства и наших общих интересов. Послушайте, что мне пишут из Сиены.

Он прочел письмо вслух. Писал шевалье Орсини, внебрачный сын главы могущественного римского рода, находившийся на службе у герцога. Орсини вел переговоры с главарями мятежников, и те заявили о своем согласии примириться с герцогом и даже вновь подчиниться ему. При одном условии: герцог не станет нападать на Болонью, а, объединившись с мятежниками, поведет войска на Флоренцию.

— Видите, как я доверяю вам и полагаюсь на честность вашего правительства, — продолжал он, отложив письмо. — Но в ответ я жду того же. Флоренция может быть уверена: я не подведу.

Макиавелли не знал, чему верить. Орсини ненавидели Флоренцию, только и ждали случая восстановить на троне свергнутых Медичи. Он мог лишь предположить, что герцог не согласился на условия мятежников из опасения вызвать гнев Франции и, открыв ему содержание письма, хочет склонить Синьорию вернуться к выгодному для него договору, заключенному не так давно в трудное для Флоренции время и немедленно расторгнутому, едва опасность миновала. Синьория вынуждена была назначить герцогу щедрое жалованье, которое он хотел бы получать и впредь.