Тогда, когда случится

   - Чем помочь? - Рифат, непривычно для своего природно-гусарского тонуса понурый и красный, словно пришпаренный, угрюмо переминался за спиной Ивана Петровича.

   - Вон, со Сверчком относи к холодильнику.

   - Нет, я бы здесь чего-нибудь. Только, это, я сырое мясо брезгую.

   - Ну, сматывай шланг, убирай горелки.

   Вернувшийся с кухни Сверчок как-то нагловато оглядел Рифата:

   - Ты чего как мешком ушибленный? "Паду ли я, стрелой пронзённый...", а?

   - Да пошёл ты!

   - Уже иду! - Утаскивая тяжеленную ляжку, Сверчок гоготал, копируя "армянское радио":

   - "Э, дарагой! Мусщина - это у кого дэнги эсть. А то, что ти падумала - тот самэц".

   - Слушай, ты! - Рифат вздёрнулся вдогонку, но удержался. - Старый, лучше я свалю куда по периметру. А то нервы сегодня ни к чёрту.

   Случилось же следующее.

   Рифат с утра был в наряде на пищеблоке. Заготовки к обеду на полсотни ртов - беспросвет, одной только воды четыре бака заливай-да-сливай, что крупы, что мусора - вёдрами, да ещё картошка со всякими овощами, да хлеборезка, короче - крутись. Какая-то с ранья вся в себе задумчивая, Людмила запустила компот и вяло перемешивала густеющую со дна рисовую размазню, как вдруг, словно наконец-то проснувшись, хлопнула ладошками:

   - Пойдём, перекурим?

   - Пойдём! Мила, знаешь же: что ты ни предложи - я с радостью. Даже туберкулёз зарабатывать.

   - "Туберкулёз" - это сильно. Ограничимся потемнением с мокротами.

   Они мимо бани узким проходом вышли под навес, и даже в тени сощурились дневному свету. Рифат широким жестом протянул "Parliament", отщёлкнул большим пальцем крышечку:

   - Во, как чехи нас любят. Слабее не дарят.

   - Везёт вам. К нам на пищеблок такого не долетает.

   - Так ты только скажи - чего нужно, всё достанем. Нет, в самом деле - никаких же проблем: утром даёшь задание, к обеду исполняют. Только скажи! Повели, царица!

   - Ну, надо ж, какие мы....

   - Какие? А? А?

   Любой мужик знает: если законтачил, так не тормози! Рифат, поднося огонёк, внимательно заглянул в лицо: Людмила прикуривала, а глазки-то где-то, ох, далеко и глубоко.

   - Заботливые. И хозяйственные.

   - Ладно уж, "хозяйственные", зачем так приземлять? Ты ж меня совсем не знаешь, а на самом-то деле я очень даже романтическая натура. Конечно, внешне всего лишь сержант, но внутри-то поэт, можно сказать - тот же Денис Давыдов. Помнишь? -

   Ради Бога, трубку дай!

   Ставь бутылки перед нами,

   Всех наездников сзывай

   С закручёнными усами!

   Чтобы хором здесь гремел

   Эскадрон гусар летучих,

   Чтобы Грозный ... э... присмирел

   На моих руках могучих!

   "А зубы у неё какие белые! Смеётся, а сама плывёт, эх, чёрт, точно плывёт! А что? - тоже человек, и рано или поздно человеческое должно стать нечуждым".

   - Ты, Рифат, действительно, гусар! Ну, просто всё про тебя!

   - Да, трудно отрицать. Скорее всего, в прошлой жизни я и был Денисом Давыдовым. Ты как, веришь в реинкорнацию? Но ведь тоже точно обо мне: "Я не поэт, я - партизан, казак. Я иногда бывал на Пинде, но наскоком...".

   - Ты же не "казах", ты же сам говорил, что татарин!

   "Какие белые у неё зубы. И смех... созревший. Точно созревший". Они возвращались всё тем же, слишком узким коридорчиком, и дошли до поворота в кухню, где Рифат наконец-то смог поравняться и обнять:

   - Мила, постой... "О, пощади! Зачем волшебство ласк и слов, Зачем сей взгляд, зачем сей вздох глубокой...".

   Людмила левой рукой перехватила его запястье, правой прижала плечо и, подседая на колено, широкой дугой бросила через себя. Припечатавшись всем телом в каменный пол, Рифат зацепил ботинками стоящие столбиком пустые бочонки из-под сухого молока, и они весело поскакали и покатились во все стороны. Откуда вдруг возник лейтенант Вахреев? Зампотылу огромной гильотиной навис над распластавшимся перерождением гусара-поэта, и если б не хохот Людмилы, то, наверное, тут же бы его и развоплотил.

   Рифат, морщась, трудно сгруппировался, и, присев на корточки, зашарил вокруг, хотя Людмила уже подавала очки:

   - Ради Бога, Рифатик, прости! Но ты так удобно встал.

   Вахреев ещё пару секунд похлопал ресницами, и тоже расплылся:

   - А ты, оказывается, у нас летун! Бетман в сравнении с тобой просто пингвин! Пойди-ка помоги Петровичу, а то потери в личном составе нам ни к чему.

   - Я ж только стихи почитал. Дениса Давыдова. Потом свои... хотел. - Раскрасневшийся Рифат, напрыгивая, быстрыми двойками шлёпал раскачивающуюся на постанывающей цепи "грушу". - Нет, какова она! Я-то думал, что - она с высшим гуманитарным, понимает. Какое! А тут ещё интендант пыльным мешком из-за угла. Подсматривал или как? Что, поварихи только для господ офицеров? Типа, как журналистки - для генералов. А сержантскому составу что делать?