Тогда, когда случится

   Примостившись, кто где, опять в удушающих "шелестяшках" под бронежилетами и разгрузками, они напряжённо терпели выбоины, ухабы и вихляния - летать по Чечне нужно мухой, ибо, что с того, что в сопровождающем офицерском "уазике" работает ГМД, подавляя потенцию и радиосигналы на взрыв фугаса - духи могут и просто проволочки протянуть. Или со степи пострелять. Элементарно. Ящики и коробки дёргались направо и налево, сползали, но более-менее держались, а вот завёрнутая в полиэтилен, жадно, до мослов уже обрезанная неведомыми любителями шашлыков говяжья задница прыгала под ногами как живая. Снаружи, затянув капюшоны, глотали скрипучую и горькую пыль пулемётчики Сергей и Жора, а остальные почти ничего не видели, даже если выглядывали в откинутые лючки крыши. Степь да степь. Ровная, просто идеально выглаженная. Где-то пропаханная и яро зеленящаяся, где-то запущенная в разноцветный отдых, степь утекала в горизонт, где без всякого перехода над предвечерней сизостью круто нависали ломанные зубцы отрогов. Промелькнули ряды крепких, одинаково кирпичных усадеб богатой станицы, на высокой стеле у сворота - "... основана в 1770 году". По центру сиял оцинковкой новенький минарет. Старинное русское кладбище с железными крестами - сплошная свалка.

   - А на чеченском, смотри, смотри - штык над могилой. Это значит, что кто-то неотомщённый похоронен.

   - Так много же таких штыков.

   - Мало, блин! Прикинь: у каждого чеха по десять-пятнадцать детей. А профессия на всех одна - разбой. Поэтому, когда семья теряет семь-десять сынов, это для них норма. Норма! Больно, конечно, но не смертельно. В горах вообще только так и можно остальных выкормить. Нам с тобой не понять: у нас одного мальчонку убили, и - всё! Всё! Нет больше фамилии. Ни Ивановых, ни Петровых, ни Сидоровых. Одного "двухсотого" достаточно, чтобы целый русский род пресечь. А для чёртей и десять погибших - не конец.

   - М-да, этого нам не понять. Ни за что не понять.

   ЗА СЕМЬСОТ ЛЕТ...

   Любо, братцы, любо,

   Любо, братцы жить...

   Притеречье заселялось русскими поморцами ещё до тринадцатого века. Когда ослабел владевший Днепром Киев, когда новгородско-псковско-смоленско-ростовское войско Мстислава Удалого и Константина Всеволодовича разгромило при Липице владимиро-суздальские полки Ярослава и Юрия Всеволодовичей, а затем, победив волжских булгар, северяне заложили у впадения Оки крепость Нижний Новгород - тогда наново отворился древнейший ладейный путь из Поморья в сказочный Каспий. Новгородские и псковские ушкуйники, то торговавшие, то творившие набеги по побережьям Персии, нуждались в пристанище, плацдармах-колониях, которые они обрели, освоив пустынное, поросшее изобилующими птицей и зверем тростниками, устье Терека. Державшие за собой местные степи ногайцы, только летними месяцами пасли в долине свои табуны и отары, на зиму откочевывая к побережью. Загнанные же ими в леса племена горцев были крайне малочисленны - так что, если и существовало в долине полумифическое "царство Серир", то, скорее всего, оно принадлежало древним аланам, предкам осетин, покинувшими эти земли ещё задолго до Тимура. Ингуши же и чеченцы, как известные сегодня народы сформировались из различных этнических групп намного позднее, где-то к семнадцатому веку. Посему, прельщаемые благодатностью ничейных земель, славянские колонисты споро продвигались вдоль рек Аргун, Баас, Хулхулау, Сулак, Акташ и Сунжа. Как свидетельствует археология, осваиваясь по лесистым склонам Качкалыковского хребта, в Воздвиженском и Татартупском ущельях, поморцы ставили по северному высокие срубы на столбах, творя всё, как на далёкой, но не забываемой родине: внутри - по правую руку печь, а по левую - иконы, снаружи резали наличники, венчая крыши характерным коньком. Первопоселенцы, не заводя пахот, хозяйствовали охотным и рыбным промыслом, очень медленно обрастая огородничеством, и, сами дерзкие воины, для спокойствия от лихих же соседей-кочевников, в первую очередь седлали высокие горы-"гребни". Отсюда наследное название их потомков - "гребенские казаки и казачихи". Прозвание "казаки" добавилось гораздо позже, когда в пятнадцатом веке потянули на Кавказ от входящей в силу Москвы новгородские, тверские и вятские любители вольницы, подгоняемые великим голодом начала двадцатых годов. Шли они, огибая казанских работорговцев, оружием отстаивая свою мечту о свободе, и отсюда "казак" - военный термин, которым тюрки обозначали вольных всадников, не платящих дани. Именно в этом значении слово "казак" и стало самоназванием для русских мигрантов, в XV-XVI веках заселявшим степные просторы между Волгой и Днепром.