Тогда, когда случится

   Хазрат как окаменел, даже почти не дышал, и только, выдаваемые подёргиванием век, мысли бешено метались, замкнуто рикошетили в черепе: "Зачем, почему этот полез в башню? Как догадался? Лия тоже ничего не поняла: вдруг пошёл, вдруг стал тянуть мусор. А не она сама?.. Нет, она не знала, ничего не могла знать! Да и не предала б, она верная. Что-то не так получилось у них самих, где-то совершён промах...". Теперь предстоит долгий разговор с шейхом Исламбеком, да будет доволен им Аллах. Долгий и трудный: "Почему Хазрат так плохо замаскировал схрон"? - "Виноват, вокх стаг". Исламбек, кроме срыва операции, попытается повесить на него и всю сумму за утерянное оружие и БП. Но тут он и бросит к ногам шейха неверного в искупление - отплатой за зло пусть будет соразмерное ему зло, разрежет горло и сольёт нечистую кровь за свою вину - в мести жизнь для вас, люди рассудительные. Может, удастся сторговаться на половину. В любом случае, не одному же ему за всё отвечать. Только русский не должен ничего сболтнуть. И не сможет: Хазрат, аккуратно, чтобы не запачкаться, оперся косточками кулаков на край козел и наблюдал за сыновьями, которые уже, не так, как когда-то в первый раз, а ловко и точно срезали русской свинье уши - "цаа хум цахез" - "ничего не слышу", и вырезали глаза - "цаа хум ца го" - "ничего не вижу". Русский опять немного покричал, подёргал ногами, но скоро отключился. "И язык тоже"! - в этой войне муслаблагословенна.

   Хорошо - дик ду! Любому отцу радостно смотреть, как растут его волчата, быстро растут, в настоящих волков. Они уже умеют убивать, умеют казнить врагов Ичкерии. Дик ду! Им это много придётся делать, очень много, молодым большие дела предстоят. Уже один брат спрашивает, когда он их к нему в Москву отправит, другой к себе в Питер ждёт - воины везде в цене. Но, пока рано, пусть пока здесь, с отцом поработают, поучатся, окрепнут.

   - Переверните его на живот! А то захлебнётся.

   Старший, Хамад, с силой приподняв выскальзывающую в расслабленности руку, в два взмаха срубил палец с золотым кольцом. Хороший нож Аллигатор-2!

   ...Кольца, с которых они не догадались сорвать бирки, непривычно тяжелили пальцы, а надетые короны совсем не подходили по размеру - у него она едва держалась на макушке, а Саша, наоборот, утонула в своей по брови.... Где-то, высоко-высоко по мосту, догоняя и ослепляя друг друга, мчали неразличимые отсюда автомобильчики, справа в зашторенных окнах старинного здания муниципального банка разыгрывались немые сцены театра теней из жизни уборщиц, а здесь никого. Никого, кроме двух обнявшихся.... Так не бывает. - Что не бывает? - А вот так: милиционер и Лермонтов. Это какая-то неправда. Недоразумение, которого не должно быть.... Мою жестокую кручину, Мои обманчивые сны....

   Одиннадцать сорок-две.

   "Ну, Павлов, сам всё знаешь. Молись пока".

   Сам знаю. Знаю. Знаю, что сам. Сам, вот этими руками, подставил парня. Знаю....

   Молись. Молись.... Эх, если бы уметь, если бы! В такой жопе только и остаётся - когда больше надеяться не на что. Не на кого. "Молись". А как? У него же не то, что слов, а даже нужных мыслей в запасе нету. Тех, которыми молятся. Эх, если б да пронесло! Как-нибудь. За что-нибудь. Мимо.... Как сказать - "Господи, Иисус Христос, помоги мне"? Ну, мол, как-нибудь. Чем-нибудь.... Да только за что? За что же может пронести? Молись.... Нет, вовремя не научили, а теперь поздно. Тогда, когда случилось, уже всё поздно. Всё. "Господи, Господи... ведь не за себя ж прошу. Ты ему, ему помоги! А мне-то... чего? Мне так и надо". Так и надо. Своими руками подставил парня.

   И вдруг слово нашлось - "вразуми". Да! Да! "Вразуми"!! Где, когда, от кого он слыхал это старинное, как бы нарочитое, давно неупотребимое словечко, но такое вот нужное, и именно сейчас, сию минуту нужное? Ну, конечно же, от тёщеньки, от дорогой Таисии Степановны: "Вразуми меня, Господи! Вразуми Ты меня"!!