Тогда в Иудее…

Михаил Васильев Тогда в Иудее…

Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться,

и нет ничего нового под солнцем.

Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое";

но это было уже в веках, бывших прежде нас.

Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме.

Martis dies, hora quarta diei

Глава

1

Ала1 эдуев2 медленно поднималась по узкой каменистой дороге, ведущей от Иопии к Иерусалиму. Ала была сформирована из новобранцев в Лугдунской Галии, недалеко от города Новиодуна, и должна была нести службу в провинции Белгика, но то ли по воле цезаря Тиберия, то ли по какой-то еще причине ее отправили за море, в Сирию, в качестве ауксилии3 двенадцатому легиону4. Правитель Сирии Публий Помпоний Флакк решил послать алу в Иудею, префект5 которой без конца жаловался на недостаток солдат, на непокорность и даже враждебность местного населения, на постоянную угрозу со стороны арабов, науськиваемых парфянами. Прибывшая в Кесарию ала должна была двигаться на границу, но префект провинции Иудея Понтий Пилат распорядился отправить конников прежде в Иерусалим, чтобы усилить римский гарнизон на время иудейского праздника. Сначала ала двигалась по удобной приморской дороге, проложенной еще в незапамятные времена, а у Иопии вынуждена была повернуть на восток. У небольшого городка Аримафея дорога, извиваясь, пошла вверх и стала похожа на горную тропу, зажатую меж зарослей кустарника, над которыми высились зеленые зонтики пустынной акации.

Помня об инсургентах6, трибун7, командовавший алой, выделил головной дозор из двадцати всадников. Командовать им он поручил молодому офицеру. Отряд уже миновал подъем, переночевал на хребте и сегодня, по мысли трибуна, должен был к шестому часу дня достигнуть города иудеев.

Впереди арьергарда на гнедом, как у всех эдуев, жеребце ехал молодой офицер. Постоянно оглядываясь по сторонам блестящими от возбуждения глазами, он хотел увидеть и запомнить все: бледно-розовое небо, сияющий край восходящего солнца, тонкие ветви дрока, усыпанные желтыми цветами, стук копыт по каменистой тропе, запах пота. Все это казалось ему очень важным, потому что со всем этим начиналась для молодого офицера иная, взрослая жизнь – жизнь солдата. И начало этой жизни надо было запомнить как можно подробнее, чтобы потом рассказать внукам. Как и все юноши, молодой офицер считал, что будет жить долго, очень долго: смерть в бою казалась ему чем-то мифическим, хотя отец его, трибун девятнадцатого легиона, погиб, когда юноше было четырнадцать лет, а дед, который и воспитывал молодого офицера, потерял руку в битве при мысе Акций.

Юношу звали Марк Рубеллий. Рубеллии – плебейский род, после Союзнической войны получивший земли в Апулии на берегу реки Ауфидус. Сам не зная почему, Рубеллий вдруг вспомнил эту реку, зеленую воду, на восходе отливавшую розовым цветом, омут недалеко от виллы, куда он приходил рано утром ловить рыбу, держа в руке ивовый прут с леской, сплетенной из конского волоса, и костяным крючком. Он садился на плоский камень, забрасывал крючок с наживкой и терпеливо ждал, когда задрожит кончик ивового прута. Сколько радости испытывал Марк, когда удавалось вырвать из воды серебристое дрожащее тело рыбы и уложить его на серый песок! Правда, рыба всегда попадалась мелкая. Он так ни разу и не поймал крупной, но мелочь он приносил домой. На вилле раб-повар тщательно чистил ее, выбирал даже самые мелкие кости и пек пирожки – любимое лакомство деда.

Потом ему вдруг вспомнился отставной гладиатор8 по имени Дагон, которого дед нанял для обучения Марка.

– Мужчина должен уметь владеть мечом, – говорил дед. – Рим держится на двух столпах: мече и законе. Еще покойный Марк Тулий из Арпина делил квиритов9 на людей меча и людей тоги10. Мы, Рубеллии, всегда служили Риму мечом. Ты тоже Рубеллий, как твой отец, как все твои предки, – значит, и твой долг служить Городу мечом. А как можно служить тем, чем не умеешь владеть? Никак. Вот твой учитель. Слушайся его, как меня. А ты, Дагон, учи его, как учил тебя твой ланиста11, – без жалости и снисхождения.