«Тойота Королла»

— Коснись губами… поцелуй его… — шептал он, и я безвольно подчинилась. Прикоснувшись губами, ничего не испытав.

— Раскрой губки. Прихвати головку губами — ты мне этим доставишь удовольствие.

Я покорно сделала и это, ощутив, что мой рот заполнился и я не могу шевельнуть языком.

Он стал делать членом осторожные, мелкие движения, цепляясь за мои зубы, прижимая язык.

— Не выпускай, — все больше возбуждаясь, шептал он. — Шире открывай рот… еще шире… еще…

Я задыхалась. Мне было нечем дышать, мне хотелось языком вытолкнуть член изо рта, но я была словно парализована.

— Ах, как хорошо… Боже мой… какое наслаждение. — Захлебывался в шепоте этот большой, грузный человек, над которым я, худенький ребенок, склонилась, вытянув шею и раскидав свои волосы по его бедрам.

Потом что-то липкое, пульсируя, хлынуло в глотку, я подавилась, словно вздохнула под водой, и рванулась в сторону свалилась с кровати на ковер, и меня вырвало. До помутнения в глазах. Я помню большое голое тело доктора Шаца, мечущегося по комнате, затем отмывающего меня в ванне, как запачкавшееся дитя, и мокрым полотенцем скребущего загаженный ковер.

Спать мы легли валетом, и когда я неосторожно касалась его тела под простыней, то вздрагивала от брезгливости, и тошнота опять подкатывала к горлу.

Утром за завтраком я выглядела бледной, с синими кругами под глазами, как после тяжелой болезни, и поймала на себе несколько недоумевающих взглядов с соседних столиков. Мне доктор Шац заказал стакан молока, и стоило сделать первый глоток, как я вскочила и бросилась в туалет, где меня снова стало рвать, и я опустилась на колени возле унитаза, чувствуя, что еще немного, и меня вывернет наизнанку.

В Нью-Йорк мы добрались без особых приключений. Бледность понемногу сошла с моего лица, а на севере свежий холод вернул щекам прежний румянец.

Первым делом я позвонила маме и с нескрываемым торжеством в голосе сообщила ей, что добралась домой благополучно и что это была замечательная идея отправить меня с доктором Шацем — золотым человеком, большим другом нашей семьи. Последние два слова я настолько подчеркнула, что на другом конце провода наступило недоуменное молчание. Чтобы дальше не интриговать, я повесила трубку.

ОН

Есть такая пора, в начале мая, когда все южные курорты Советского Союза, в любое время переполненные до отказа, буквально захлебываются от наплыва людей. В эти дни не только в гостиницах, но и в частных домах почти невозможно найти — о комнате и не мечтают — уголок для ночлега. А билетные кассы аэропортов берутся штурмом тысячными толпами.

Объясняется все просто. На начало мая в Советском Союзе выпадают два официальных праздника: Первое мая — День международной солидарности трудящихся и День Победы над Германией, отмечаемый 9 мая. В первый праздник не работают два дня, во второй — один, а между ними непременные суббота и воскресенье, и, таким образом, набирается пять нерабочих свободных дней. Четыре дня можно взять дополнительно за свой счет и на целых девять дней после холодной зимы и дождливой, слякотной весны умчаться на сухой, солнечный юг, к Черному морю, где уже полно купающихся. Получается дополнительный отпуск.

Особой популярностью пользуется в мае Ялта — белый, поросший темными кипарисами игрушечный город, прижатый крымскими горами к теплому ароматному морю. На Крымском полуострове, в отличие от Кавказа, — сухой и жаркий воздух и не бывает той духоты, как скажем, в Сочи или Гагре. Поэтому основной поток шального курортного половодья обрушивается на «жемчужину

Крыма», как ее именуют в рекламных проспектах, бедную Ялту.

Каждый год в первую декаду мая я стал приземляться в Ялте. Один. Или с кем-нибудь из приятелей, обычно коллегой из нашей столичной газеты. На сей раз компанию мне составил наш политический обозреватель Анатолий Орлов — малый неглупый и занятный, чье соседство десяток дней подряд вряд ли приестся и станет тяготить. Мы не были с ним на короткой ноге. От откровений автоматически сдерживало хотя бы то, что он был секретарем нашей редакционной партийной организации и, по крайней мере формально, числился моим идеологическим наставником, а я его поднадзорным. Да и был он немного примитивен и простоват. За явным недостатком дарования откровенно лизал зад начальству и делал карьеру.

Толя был примерно моих лет. Женат. Жену я его не знал. В гостях у него ни разу не был, а к нам, на коллективные редакционные выпивки, он ее никогда не приводил. И нисколько не стесняемый своим пуританским саном партийного вождя, напропалую ухаживал за женщинами, и не одна из наших дамочек спиной познала звон диванных пружин в его кабинете.

Так что ехать в Ялту в паре с Толей было вдвойне удобно: с одной стороны, его присутствие рядом создавало алиби перед женой, отводило подозрение о возможных курортных шалостях, а с другой — он-то как раз и был незаменим в поисках любительниц скоропалительных романов. А ради чего еще едут в Ялту без жен двое здоровых мужчин?