«Тойота Королла»

— Это Джордж, — представил мне дядя Сэм черного гиганта. — Мой шофер и телохранитель. — И, мелко рассмеявшись, спросил: — Можно такому малому доверить свою жизнь?

Я сказала, что вполне можно, и Джордж, закрывший за мной дверцу, осклабился белозубой улыбкой из-под толстых, вывернутых губ.

Машина неслышно отплыла от подъезда «Хилтона». Внутри ее было просторно и роскошно, точь-в-точь как в автомобилях миллионеров, виденных мною в кинофильмах. Мы тонули в мягком сиденье, а перед нами был откидной стол и еще сиденья напротив, которые убирались, и тогда хоть прогуливайся, как в салоне. Матово посвечивал экран телевизора, и желтел слоновой костью телефон. Был тут и бар с бутылками и бокалами.

Джордж отделен от нас толстым стеклом и, когда дядя Сэм хотел ему что-то сказать, нажатием кнопки приспускал это стекло. Сейчас он сидел за стеклом курчавым затылком к нам, развернув каменные плечи.

Дядя спросил, не хочу ли я что-нибудь съесть и, не дожидаясь ответа, вынул из холодильника сэндвич и банку апельсинового сока. Пока я ела, он смотрел на меня, моргая, и приговаривал:

— Ешь, ешь. Пока молодая. Пока не нужно соблюдать диету. Мне почти все запрещено врачами. Кроме свежего воздуха. Но чтоб питаться воздухом, человеку не обязательно иметь миллионы.

И смеялся, не сводя с меня своих подслеповатых глаз. На его лице и на голом темени проступали, как верный признак увядания, коричневые пятна, которые французы называют «кладбищенскими цветочками». Было ему, если я не ошибалась, под восемьдесят. Не толст, но рыхл, словно тело стало пористым. И под подбородком мешочком висела лишняя кожа, как зоб у пеликана.

Машина была герметически закрыта, беззвучно охлаждал воздух кондиционер, и никакие шумы со стороны не проникали. Начинался февраль, а в Лос-Анджелесе никаких признаков зимы. Зеленые деревья, распустившиеся розы на лужайках перед домами. Только что не купались в океане. Но загорать в ясные дни на пляжи приваливало много народу. Часто город окутывал туман, и тогда становилось трудно дышать и першило в горле.

Из Лос-Анджелеса мы уносились по десятой автостраде в направлении Сан Бернадино. Дядя, как и подобает джентльмену, занимал меня беседой. В основном похваливая меня, как ребенка, и называя красавицей. При этом я видела, что он не шутит, а действительно считает меня весьма привлекательной и искренне радуется тому, что в его роду произрастают такие особы, как я.

— Моя мать была писаной красавицей, — сообщил он мне, — на нее на улице оглядывались не только мужчины, но и женщины. Я, ты понимаешь, пошел не в нее. Отцова линия сказалась. Но вот в тебе, мое солнышко, я узнаю свою мать.

— Вот почему вы меня одну из всей нашей родни удостаиваете вниманием? Я вам напоминаю маму.

— Ничего в этом обидного нет. Повторяю, она была красавицей. Но характером мягче тебя.

— Когда вы успели узнать мой характер?

— А много ли надо, умеючи? Ты колюча и упряма. Даже когда молчишь. Глаза выдают. Но я ничего плохого в этом не нахожу. В жизни надо уметь кусаться.

Мы обогнули Сан Бернадино южнее и теперь неслись к Палм Спрингсу по выжженной пустыне с редкими сухими кустарниками. На юге громоздились невысокие бурые горы, и я спросила, как они называются. Дядя опустил стекло и передал мой вопрос Джорджу. Тот, не оборачиваясь, изрек:

— Сан Хасинто.

— У нас на вершинах гор лежит снег, — сказал дядя. — Живем внизу, как на горячей сковородке, и любуемся снежными вершинами. Сухо и тепло. Я не знаю лучше места зимой.

Дядя сказал, что соседями у него сплошные знаменитости, и скучным голосом стал перечислять: Боб Хоуп, Фрэнк Синатра, Уолтер Анненберг, Спиро Агню…

На этом имени я его перебила, сказав, что бывший вице-президент Америки — жулик, как и его бывший босс — президент Ричард Никсон.

— Ричард Никсон тоже до недавнего времени обитал рядом, в Сан Клементе, — добавил дядя Сэм.

— Не знаю, пристойно ли гордиться соседством с жуликами? — укорила я его.

— С чего ты взяла, что я горжусь? — мягко улыбнулся он мне. — Я тебе перечисляю моих соседей. Только и всего. А горжусь ли я этим? Возможно, они похваляются в своем кругу соседством со мной. Кто знает? А насчет жуликов… То кто теперь не жулик? Ты мне можешь указать? Каждый, кто сколотил себе приличное состояние, если не впрямую, то косвенно непременно кого-нибудь обделил, а то и обобрал. Пожалуй, Хозе, мой садовник-мексиканец, не жулик… У него ничего нет. Даже легальных документов. Но и он норовит что-нибудь украсть. По мелочам. Кто на это обращает внимание? Это норма.

— Я не жулик, — запальчиво сказала я.

— Верно, — согласился он и прикрыл набрякшими веками глаза, как бы давая мне понять, что устал от бессмысленного спора со мной, и так как уши заткнуть не может, то хоть насладится тем, что не видит меня. — Верю. Хотя бы уж потому что не смогла скопить денег на автомобиль. А что в этом хорошего? Честно гонять пешком, отбивая пятки?

— Уж, по крайней мере, пристойней, нежели ехать, развалившись на мягком сиденье нечестным путем добытого автомобиля.

— Ты имеешь в виду нас с тобой?

— О присутствующих не говорят.