«Тойота Королла»

В эту ночь Лексингтон кишела проститутками. На каждом блоке с обеих сторон их прогуливалось и выглядывало из подъездов не меньше дюжины. Встречались и совсем хорошенькие. Со свежими юными личиками. Точеными ножками. Осиными талиями. Черные и белые. Смуглые, бронзовотелые пуэрториканки. И скуластые, с узкими глазками желтокожие азиатки. Китаянки или японки. Я их не различаю. Прелестные, как восточные фарфоровые куколки. Попадались и постарше, повульгарней. С грубо накрашенными лицами. С большими, болтающимися грудями. На любителя. Выбор на любой вкус.

Я видела, как к ним подходили мужчины, и, приблизившись, напрягала слух. Точно. Такса — 25 долларов. Девицы не уступали. Отворачивались от скупых. Словно это была твердая, утвержденная профсоюзом цена, и сбить ее, уступить дешевле выглядело предательством по отношению к коллегам по профессии. Это мне понравилось. Я даже почувствовала симпатию к этим девчонкам, фланирующим в сапожках и шортах по Лексингтон, у которых есть профессиональная честь, не меньшая, скажем, чем у шоферов такси. Девчонки прогуливались от угла до угла и обратно. На другой блок не переходили. Там было место других. Тоже до следующего угла.

Вступать на чужую территорию, отбивать клиента было нарушением этики и каралось на месте. Избиением. Жестоким и кровавым. С непременным повреждением товарного фасада — лица. Об этом я знала понаслышке и не стала испытывать судьбу.

На 50-х улицах проституток заметно меньше, а на углу 56-й ни одной. Там я и остановилась. Мои губы непроизвольно, сами по себе растянулись в тугой резиновой улыбке. Это все из фильмов. Профессиональные улыбки проституток застряли в моей памяти оттуда.

Ничего не изменилось в мире от того, что я, дочь почтенных родителей, ребенок из приличной американской семьи, вышла на панель, предлагая свое тело любому, кто заплатит за это. Любому, даже самому старому и отвратительному, с гнилыми зубами и вонью изо рта, а возможно, и даже застарелым невылеченным сифилисом.

Мир не вздрогнул, не замер в недоумении, не возопил, воздев к небу руки. Никто ничего не заметил. Все в порядке вещей. И прохожие даже не замедляют шага, обтекая меня.

Стоит в толпе хорошенькая девчонка и улыбается немного вызывающе, но робко и неумело. Дай ей Бог, удачи. У каждого свой бизнес. Каждый зарабатывает свой кусок хлеба как умеет. Еще, слава Богу, она обладает молодостью и свежим, аппетитным телом. Это не так уж плохо. С такими данными не пропадешь. Потому что даже во время экономической депрессии и инфляции у мужчин не перестает стоять, и их блудливые члены ищут на стороне то, чего не получают в супружеской постели.

Я пошла с первым же, кто остановился возле меня. Он был далеко не молод и благопристойно сед. Где-то в возрасте моего отца, возможно, даже и старше. Сухощав, с южным загаром, и, когда он заговорил, его акцент не оставил никаких сомнений, что он из южных штатов. Не беден. Не удивлюсь, если какой-нибудь вице-президент весьма успевающей фирмы или владелец большого магазина, куда больше, чем у моего отца, с родословной, тянущейся не меньше столетия.

— Сколько? — торопливо спросил он и оглянулся по сторонам, не в восторге от того, что его видят прохожие за этим неблаговидным занятием.

— Двадцать пять, — выдохнула я и растянула улыбку еще шире.

— О'кей, — кивнул он.

— За один раз, — уточнила я. Усмешка тронула его тонкие губы.

— В моем возрасте, детка, одного раза вполне достаточно. Пойдем.

— Куда?

— Ко мне в отель. Куда же еще. Иди за мной. Шага на три отступя. Я в рекламе не нуждаюсь.

Я пошла за ним. Оставив дистанцию даже большую, чем он просил, — шагов десять. Мы пересекли Парк-авеню и остановились у вертящейся двери отеля «Дрейк». Мое сердце стучало и прыгало у горла.

Он оказался в этих делах таким же новичком, как и я. По крайней мере, мне так показалось поначалу. Не чувствовалось опыта в обхождении с уличными девицами, и он явно стеснялся проявленной слабости — обращения к услугам проститутки.

В холле гостиницы безо всякой нужды он стал оправдываться перед мордатым портье в том, что я это не я, а, мол, племянница, живущая в Нью-Йорке, и вот так вот, не переодевшись, в шортах заскочила на минуточку к дяде повидаться. Портье ко всем его излияниям выразил полное безразличие на своем творожном, с тремя подбородками лице и даже шевельнул ушами под форменной коричневой фуражкой.

— Пойдем, дядя, у меня нет времени, — пришла я на выручку своему незадачливому клиенту и даже потянула его за руку.

В лифте мы, к его облегчению, оказались одни, и, пока кабина, утопляя мое сердце, неслась, как космический снаряд, к восемнадцатому этажу — я засекла, какой этаж, по номеру на нажатой им кнопке, — он рассматривал меня с деланным безразличием на лице, но рассматривал внимательно и деловито, как хозяйственный фермер купленную им вещь. Задержал взгляд на моей груди, потом на животе, даже опустил глаза на мои голые ноги в спортивных беговых туфлях.