Токийская невеста

Реакция публики ошарашивала. Шел «Бен-Гур»: я обожаю жанр «пеплума», и мне захотелось еще раз посмотреть этот фильм в Японии. Я позвала с собой Ринри. Диалоги Бен-Гура и Мессалы с японскими субтитрами были упоительны – хотя, если вдуматься, в японском варианте они выглядели ничуть не более ходульными, чем в американском. В одном из эпизодов, когда рождается Христос, в небе возникает божественное сияние, которое видят волхвы. За моей спиной целое японское семейство радостно завопило: «НЛО! НЛО!» Появление летающих тарелок в этой римско-иудейской древности не казалось им неуместным.

Ринри повел меня смотреть старый военный фильм «Тора! Тора! Тора»[29]. Он шел в маленьком зале с нерядовой публикой. Тем не менее во время знаменитой сцены бомбардировки Пёрл-Харбора зрители дружно аплодировали. Я спросила у Ринри, почему он решил мне это показать.

– Это один из самых поэтичных фильмов, какие я знаю, – ответил он с совершенно серьезным видом.

Я не стала допытываться почему. Он не первый раз сбивал меня с толку.

В ноябре на токийские экраны вышли «Опасные связи» английского режиссера Стивена Фрирза. Экранизация одного из моих самых любимых романов одним из моих самых любимых режиссеров не могла не привлечь меня. Ринри романа не читал и о чем там речь не знал. На премьере зал был набит битком. Токийская публика, которая не раз на моих глазах корчилась от смеха на самых кровавых фильмах, сидела потрясенная, замерев от ужаса перед маркизой де Мертей. Что до меня, то я с первой до последней минуты пребывала в таком экстазе, что мне трудно было удержаться от одобрительных возгласов. Это было действительно здорово.

Когда я встала, полная восторженных впечатлений, я вдруг увидела, что Ринри плачет. Я вопросительно посмотрела на него.

– Бедная женщина… Бедная женщина… – повторял он, всхлипывая.

– Кто?

– Ну, хорошая…

Я поняла: Ринри весь фильм отождествлял себя с мадам де Турвель. Я не посмела задать прямой вопрос, слишком страшно было услышать ответ. Я лишь попыталась воспрепятствовать этой бредовой самоидентификации:

– Не принимай все так близко к сердцу! Эта картина не о тебе. А фильм прекрасный, правда? Как здорово снято, и какой великолепный актер в главной роли…

Глас вопиющего в Токио. Трясясь от рыданий, Ринри целый час повторял между потоками слез:

– Бедная женщина…

Никогда я его в таком состоянии не видела, ни до, ни после. «По крайней мере, фильм не оставил его равнодушным», – утешала я себя.

* * *

В середине декабря я на уик-энд отправилась в горы одна. Ринри понял, что вступать со мной на эту территорию, где я недосягаема, смысла нет. А я уже давно никуда не ездила без него, и такой вариант меня устраивал. Мне безумно хотелось погулять по японским горам под снегом.

Я вышла из поезда в полутора часах езды от Токио, в небольшой деревне, откуда начинался подъем на гору Кумотори. Высота ее не превышала двух тысяч метров: я сочла, что для первого похода в одиночку по снегу это то, что надо. Судя по карте, прогулка была несложной и сулила роскошный вид на мою любимую гору Фудзи.

Другой причиной моего выбора стало само название «Кумотори», которое можно истолковать как «облако и птица». Мне уже виделся в этом законченный эстамп, и я жаждала исследовать его изнутри. К тому же скученность токийской жизни порождала навязчивые мысли об отшельничестве, и горы тут могли послужить идеальным предохранительным клапаном.

Сказать, что Япония – горна я страна, значит ничего не сказать. Здесь две трети площади из-за гор практически необитаемы. В Европе горы – место весьма оживленное, зачастую преддверие светских коктейлей, там расцветают во множестве снобские курорты. В Японии лыжный курорт в ту пору был большой редкостью, а местное население не хотело жить в горах, царстве смерти и нечистой силы. Поэтому Страна восходящего солнца сохранила первозданность и дикость, которую никакие описания в полной мере не передают.

Мне тоже было страшновато, когда я собралась идти без сопровождения. Когда я была маленькая, моя обожаемая японская няня рассказывала мне про ямамбу, самую злую из всех ведьм: она орудует в горах, ловит одиноких путников и варит из них суп. Суп из одиноких путников, этакое руссоистское варево, настолько прочно вошел в мое сознание, что я, кажется, знала его вкус.

На карте я высмотрела горный приют недалеко от вершины и решила там переночевать, если, конечно, до той поры не окажусь в котле у ямамбы.

Я взяла курс в пустоту. Тропа плавно вилась в снегу, нетронутом и девственно-чистом, что я констатировала с тупым самодовольством султана в гареме. В это субботнее утро никто не опередил меня на подъеме. Первую тысячу метров я преодолела, наслаждаясь прогулкой.

Смешанный лес внезапно кончился, открыв мне небо, полное предостерегающих знаков, на которые я не обратила внимания. Впереди простирался один из самых красивых пейзажей на свете: на пологом склоне, расширяющемся, как юбка, книзу, стояла бамбуковая роща в снегу. Тишина вернула мне во всей полноте мой восторженный вопль.