Читаем Токийский декаданс полностью

Асами Ямасаки напряженно смотрела на Аояму, и во всем ее облике словно читалось: "Что же собирается этим сказать тот человек?" Затравленный взгляд, решил Аояма. Будь мы ближе друг к другу и только вдвоем, ни за что не смог бы сохранить самообладание, если бы она смотрела на меня такими глазами и говорила о чем-либо жизненно важном…

— Меня это очень поразило.

— Да, — тихонько вымолвила Асами в ответ и закрыла глаза.

— Думаю, каждый из нас в немалой степени пережил нечто подобное. Что-то рушится и уже никогда не станет прежним, но тут, как ни борись изо всех сил, ничего не поделаешь. Поэтому, чтобы жить дальше, остается только принять случившееся. Мне кажется, это зовется раной. Но то, как об этом написала столь молодая женщина, как вы, как точно вы использовали метафору о неизбежности смерти, меня изумило. Это прозвучит странно, но я решил, что человек, думающий так, очень серьезно относится к жизни.

Ёсикава легонько ткнул пальцем в бедро Аоямы, закончившего свою речь. Наверное, имеет в виду, что красиво сказал, подумал Аояма. Асами глубоко вздохнула:

— Я очень долго страдала. Пока что так и не нашла, чем можно заменить балет. Мне с трудом хватало сил на то, чтобы просто прожить один день. Родители и друзья говорили, что только время сможет расставить все по местам. Я тоже так думала и мечтала о том, чтобы время поскорее прошло, пока буду пребывать в этой зимней спячке. Однако в итоге оказалось, что просто бездействовать, изнемогая от звука секундной стрелки часов "тик-тик-тик-тик", — это тоже мучительно, это все равно что покориться и оставить всякую надежду. Наверное, смерть — это самое страшное в нашей жизни. Так вот мне показалось, что это равносильно тому, как мы принимаем ее неизбежность.

— Как она тебе? — тут же спросил Аояма, как только Асами Ямасаки покинула конференц-зал.

Ёсикава как раз только что передал своей служащей, что они сделают пятнадцатиминутный перерыв.

— Спрашиваешь, как она мне… — сказал Ёсикава и, порывшись в кармане, вынул оттуда нераспечатанную пачку "Ларк Милдс", неторопливо вынул сигарету и прикурил.

— Жутко волнительно. Пожалуй, это впервые за несколько лет, чтобы я захотел покурить после встречи и беседы с девушкой, — с этими словами Ёсикава посмотрел на Аояму и резко выдохнул табачный дым. — Я сдаюсь. Ну ты сказанул на самом деле! Что до этого, что сейчас. "Я подумал, что человек, написавший такое, очень серьезно относится к жизни…" Такие вещи не говорят на обычном собеседовании, не так ли?! Я аж рот открыл от удивления!

— Я действительно так подумал, — возразил Аояма. — Я очень давно не испытывал ничего подобного в отношении молодежи, не только девушек.

— Определенно она очень серьезная. Но что-то меня настораживает.

— Настораживает?

— Да, даже не знаю, что именно.

Последующая часть собеседования проходила без энтузиазма. Злясь на усталость и откровенно скучающего Аояму, Ёсикава выкурил всю пачку "Ларк Милдс". Мысли Аоямы все время были заняты только тем, как же ему наедине встретиться с Асами Ямасаки.

Аояма вернулся домой на час раньше обычного. Он принес с собой восьмимиллиметровое видео с записью кинопробы и хотел скорее посмотреть его в одиночестве. Приходящая домохозяйка Риэ-сан колдовала на кухне.

Видимо, встретиться с Асами Ямасаки, запечатленной на пленке, получится только после ужина. Сигэ еще не вернулся из школы. На часах шесть часов вечера, а Сигэ приходит не раньше семи. Придя домой, набросится на пищу, как голодный лев, и поэтому просмотр видео, как ни крути, придется отложить на потом.

Прежде еще немного поговорю с ним, а потом думаю показать Сигэ видео. И с настоящей Асами Ямасаки тоже нужно его познакомить.

— Сигэ-тян так поздно возвращается, — обернувшись, заметила Риэ-сан, занятая чисткой картофеля. — Дни стали короче, и в половине шестого уже темно. Наверное, стоит ему немного пораньше приходить домой.

Аояма, сидя за кухонным столом, читал вечернюю газету. Кухня в этом доме благодаря стараниям Рёко была чрезвычайно функциональной, но в то же время очень уютной и днем куда более тихой, чем гостиная. Особенно Рёко уделяла внимание освещению. В небольшую дверь, ведущую в сад, и в окно перед столешницей были вставлены немалые стекла, поэтому солнечного света здесь было больше, чем в остальных комнатах.

— Все нормально! В его возрасте много разных дел: встречи с друзьями и прочее.

— Однако в последнее время так много беспредела на улицах. Я тоже, когда возвращаюсь домой, стараюсь по возможности идти по освещенной местности. В темных скверах и парках собираются толпы старшеклассников, и прямо-таки жутко становится.

— Говорит, если на него нападут, он убежит. Он в этом деле довольно прыток.

— Знаю, что прыткий. Но сейчас, похоже, можно купить и пистолет, и что угодно, разве не так? Говорят, любой человек может спокойно приобрести русский или китайский пистолет. Страшно!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза