Токийский Зодиак

Жизнь бессчетное количество раз предоставляла мне возможность убедиться в том, какой глубокий след оставила в ней Токиэ, как много она во мне исковеркала. Я стал отдавать предпочтение женщинам с жесткими волосами. Меня также притягивали женщины глухонемые. И еще такие… как бы это сказать… когда можешь представить, как они замирают, как бы превращаются в растение.

Я лучше всех понимал, что подобное мировосприятие никак не стыкуется с моими художественными взглядами, о которых я уже говорил. Меня часто посещают странные мысли. Ярким проявлением моей эксцентричности является отношение к живописи: как одновременно с Ван Гогом и Моро могут нравиться художники совершенно другого направления? Не попадись Токиэ тогда мне на глаза, возможно, я смог бы выработать настоящий художественный вкус.

Таэ, моя первая жена, как раз и оказалась женщиной-растением, женщиной-куклой. Однако вторая моя натура, художника внутренней страсти, подсознательно требовала другой тип женщины – Масако.

Токиэ – моя первая любовь. 21 марта – я никогда не забуду этот день – она исчезла из витрины. Пришла весна. Кое-где уже распускалась сакура.

Потрясение, которое я пережил, не описать словами. Я чувствовал себя совершенно опустошенным, раздавленным и решил уехать в Европу. Почему в Европу? В Токиэ чувствовалась атмосфера французского фильма, который я тогда посмотрел, и мне пришла в голову фантазия: а вдруг я повстречаю во Франции женщину, похожую на Токиэ?

Спустя несколько лет, когда у меня родилась дочь, я дал ей имя Токико. Так вышло само собой, ведь она родилась 21 марта, в тот день, когда Токиэ убрали из витрины магазина. Я видел в этом загадочный знак судьбы.

У меня почти не было сомнений, что Токиэ тоже появилась на свет под знаком Овна. И я поверил: хоть мне и не удалось в свое время завоевать Токиэ, которую отгородили от меня стеклянной витриной, она все равно стала моей, приняв облик Токико. И я знал, что чем взрослее будет становиться дочь, тем больше она будет похожа на предмет моего обожания.

Вот только здоровье у нее подкачало…

Дойдя до этого места, я впервые почувствовал испуг. Токико – моя любимица, и мне хотелось, чтобы совершенным было не только ее лицо, но и тело. Эта мысль подсознательно одолевала меня.

Я действительно очень люблю Токико. Рожденные под знаком Овна отличаются живым нравом, но день рождения Токико пришелся между Марсом и Нептуном, которые соответственно являются планетами Овна и Рыб. А такие люди склонны к маниакально-депрессивным психозам. Когда на Токико накатывает депрессия, я думаю о ее слабом сердце, и душа сжимается от любви. И надо признаться, что в моем отношении к дочери есть нечто большее, чем просто отцовское чувство.

Дочери иногда позировали мне полуобнаженными. Я рисовал всех, кроме старшей, Кадзуэ, и дочек брата, Рэйко и Нобуё. Токико довольно худенькая, на правом боку у нее маленькая родинка. Глядя на нее, я думал: «Как было бы замечательно, если б она имела такое же идеальное тело, как лицо».

Нет, я не считал Токико тщедушной. Мне кажется, на Томоко, Рэйко и Нобуё, хотя дочерей брата раздетыми я не видел, мяса еще меньше. Но именно Токико в моем представлении должна была стать идеальной женщиной.

У меня две родные дочери – Токико и Юкико, так что в моем желании вряд ли можно усмотреть что-то противоестественное.

Мне неинтересно человеческое тело, отлитое в металле, но есть одно исключение. Несколько лет назад я снова побывал в Европе. Лувр не произвел на меня большого впечатления, и я отправился в Амстердам посмотреть выставку не известного публике скульптора Андре Мийо. Именно его, а не Ренуара, Пикассо, не говоря уже о Родене. Выставка буквально раздавила меня, после нее я целый год не мог взяться за кисть.

Творения Мийо можно назвать искусством смерти. Они были выставлены в заброшенном аквариуме.

На телеграфном столбе висел труп мужчины, на обочине валялись две мертвые женщины – мать и дочь. Они уже начали разлагаться, и в помещении стояла страшная вонь. (Конечно, трупы были не настоящие, но до меня это дошло только год спустя.)

Лица мертвецов были искажены ужасом, мышцы напряжены под воздействием мощной энергии агонии. Позы полных отвердевшей силы тел, застывших, будто замороженных, были переданы с тщательнейшей реалистичностью.

Объемность открывшейся передо мной картины, мягкость и гибкость линий заставили меня забыть о том, что тела выполнены из металла и в одном цвете.

Самой сильной работой в экспозиции была сцена утопления. Человека со скованными за спиной руками, обхватив за шею, топил в воде другой человек. Изо рта захлебывавшейся жертвы шли пузыри, тонкой цепочкой поднимавшиеся к поверхности. Действие происходило внутри ярко освещенного на фоне темного зала стеклянного бака и напоминало кадр из кинетоскопа.

Сцена выглядела абсолютно реальной. Она до сих пор стоит у меня перед глазами.