Токио. Долго и счастливо

– Это редкое издание. Я забыла, что там стихотворение. – Мы обе знаем: она говорит неправду. Мама все еще безответно влюблена в моего отца. Это ее тайна, и она хранит ее.

Мама поднимается и достает из кармана лист бумаги.

– Понятия не имею, как можно связаться с ним сейчас, но общие друзья у нас имелись. Дэвид Мейер – профессор химии в Стокгольмском университете. Они с твоим отцом общались довольно близко. Возможно, они все еще поддерживают контакт. – Она кладет лист возле меня и касается моего плеча, затем – щеки. – Поешь чего-нибудь.

Мама уже закрывает за собой дверь, как вдруг я говорю:

– Прости… за мои слова.

– И ты меня прости, – отвечает она. – Что я ни слова не сказала об этом раньше. – Над образовавшейся между нами пропастью воздвигается мост – шаткий, но сносный. Все будет хорошо.

Мне не терпится схватить листок.

– Один вопрос. Ты правда не против, если я попытаюсь связаться с ним? – спрашиваю я. Если он выйдет на связь, то нас накроет с головой волна всеобщего внимания. Наши жизни могут резко измениться.

Мама медлит с ответом. На ее плечи давит страх. Она один-единственный раз качает головой и распрямляет спину. Этот фирменный мамин жест означает: она готова к испытаниям. Я уже видела его раньше, в тот самый день, когда впервые пошла в детский сад. Я вцепилась ей в лодыжки и плакала, а она пыталась высвободиться из моей цепкой хватки. Или когда она порезала руку, готовя мне сэндвич. Кровь была повсюду. Мама обмотала руку полотенцем, и мы отправились в отделение неотложки, но только после того, как она собрала мне обед и книги. Она всегда ставила меня на первое место.

– Нет, не против. – Ее голос такой мягкий и чуткий, что мне снова хочется расплакаться. – Я добилась желаемого. Наша жизнь куда скромнее, чем его. Но я счастлива.

Она уходит, и я беру в руки лист бумаги. На нем написан адрес электронной почты Дэвида Мейера. Нажимаю на телефоне на конвертик.

Уважаемый господин Мейер!

Меня зовут Изуми Танака. Моя мама, Ханако, в 2003 году окончила Гарвард. Возможно, вы до сих пор поддерживаете связь с моим отцом, Макотономией Тошихито. Надеюсь, вы поможете мне связаться с ним. Ниже оставляю для него сообщение, которое вы могли бы ему переслать.

С уважением,

Изуми

Сделав глубокий вдох, начинаю сочинять письмо отцу.

Дорогой Мак,

вы меня не знаете, зато я вас знаю.

Нет, это перебор. Слишком несерьезно. Удаляю и начинаю заново.

Уважаемый Наследный Принц Тошихито,

Думаю, я ваша дочь…

4

– Ничего? – спрашивает Глори, теребя в руках салфетку.

Я откидываюсь на спинку красного винилового дивана и глажу набитый до отвала живот. «Сытый медведь» – это закусочная в Маунт-Шасте. Она известна своими меню в формате газеты, безвкусным декором в виде черного медведя-лесоруба и бисквитами размером с тарелку. Мы частенько заглядываем сюда. Пришли. Поели. Победили. Наши лучшие моменты мы проживаем здесь.

– Не-а.

Хансани мягко улыбается и поглаживает меня по руке.

– Подожди еще немного. Прошло всего около недели.

На самом же деле я написала сообщение Дэвиду Мейеру тринадцать дней, два часа и пять минут назад. Не то чтобы я считала… Просто вчера перестала проверять свой почтовый ящик каждые пять минут. Сейчас захожу в него один раз в час. Прогресс.

Мягко убрав руку, с признательностью смотрю на Хансани. В моем сердце для нее отведено особое место. У нее всегда спокойное счастливое лицо, а исходящая от нее энергетика напоминает «Любимцев Америки»[20]. Вдобавок Хансани размером с эвока[21]: если бы она позволила мне, то я бы носила ее в кармане. Порой наши мнения расходятся. Как доброй половине населения Маунт-Шасты, ей нравится The Grateful Dead. Мне же их музыка кажется самовлюбленным бренчанием на гитаре. Забросайте меня помидорами.

– Быть может, его ответ попал в «спам»? – предполагает Нура.

Хансани мычит в знак согласия.

– Уже проверяла. Ничего.

А что, если мой отец не желает меня знать? До сих пор мне это в голову не приходило. Ауч. Даже от одной мысли об этом больно. Мне не стоит так волноваться, ведь он – просто биологический незнакомец.

Быть может, если я часто буду повторять себе эти слова, то поверю в них.

А вот и счет. Расплатившись смятыми банкнотами, найденными в карманах или на дне сумок, оставляем чаевые мелочью. При выходе из заведения я застенчиво улыбаюсь официантке, как бы извиняясь: простите за двадцать процентов в виде горстки звенящих монет.