Токио. Колокола старого города

Тюрьма Кодэммате обрела второе рождение как детский парк; под камнями, перемолотыми в серую с металлическим блеском крошку и серебристый песок, почвы не видно. Земля здесь настолько продезинфицирована и вычищена, что кажется, ее обработали щелочью или кипятком. Все выглядит монохромным, сизоватым – кроме ступенек на детскую горку. Они выкрашены в кричащий красный цвет.

Сам колокол остался на месте. Он висит на верхнем ярусе башни бледно-желтого кирпича, построенной в имперском коронном стиле 1930-х. Бронзовый колокол далек и недосягаем. Вокруг его короны обвился дракон.

В парке пахло нагретым асфальтом, пылью, дождем. Несколько офисных служащих курили, сбившись в кучку под строительными ограждениями неподалеку от школьной ограды. У подножия колокольной башни спал бездомный. Я взглянула в его сторону. Он перевернулся во сне и, как ребенок, подтянул колени к подбородку. Рядом, на клумбе, выложенной обыкновенными булыжниками, росли две сосны и кусты юкки садовой. Дальше торчали грубые камни с вырезанными на них иероглифами и обелиск, огороженный металлическими цепями.

– Что там написано?

– Понятия не имею, – ответил смотритель. – Никогда не интересовался.

Он отвернулся и пошел по дорожке, сметая граблями окурки сигарет, сухие листья и прочий мусор. Прутья его метлы оставляли на светлом песке ровные завитки: круг, «ноль», только задом наперед. Завитушки окружали смотрителя со всех сторон, как энсо, образ круга в Дзен¹³, как те «почти завершенные» круги, которые воплощают пустоту всех вещей.

Служащий в рубашке и брюках без пиджака подошел к павильону и, обращаясь к спящему, тихим голосом произнес несколько слов. Тот не спешил просыпаться.

На детской площадке за лесенкой стояли три потрепанных зверя на пружинах: панда, коала и красное существо, которое становилось незаметным, если смотреть на него спереди.

Когда я оглянулась на колокол, бездомный уже отошел от башни и привязывал свои пожитки к деревянной тачке, которую накрыл куском светло-синей ткани. Затем навалился всем телом на ручку и повлек поклажу в сторону Даи-Анракудзи. Этот «храм спокойствия» был основан в 1870-х «для упокоения душ» тех, кто расстался с жизнью в Кодэммате. С 1610-х, когда тюрьма была только построена, до закрытия в 1875-м их набралось десятки тысяч.

Служащий отбросил сигарету и затоптал её. Прислонился к одному из столбов колокольни и закрыл глаза.

Городская тюрьма в Кодэммате была старше сёгуната Токугава и пережила его¹⁴. Больше двух столетий она принимала карманников и поджигателей, убийц и хулиганов, картежников и вероотступников. Решения суда не подлежали обжалованию, смертные приговоры приводились в исполнение немедленно¹⁵. Один из заключенных, описывая тюремную атмосферу, писал, что она «напоминала Период сражающихся царств, когда доведенные до отчаяния люди поддерживали друг друга и учились смеяться в лицо неотвратимой судьбе»¹⁶.

В Эдо были еще два места для публичных казней, у северного и южного выездов из города¹⁷. По мере того как он рос, места казней перемещались все дальше от центра. Их каждый раз переносили за пределы города: от Сибагути до Синагава и до Судзугамори на юге; на севере от Асакусабаси до Коцукаппара на восточном берегу реки Сумида. Только огороженный участок Кодэммате оставался на прежнем месте внутри города. За пределами его Больших Ворот преступников подвергали телесным наказаниям; внутри осужденных татуировали, и здесь же они дожидались решения суда. То могла быть ссылка в исправительные колонии на островах, на юг или на запад; либо же смерть.

Публичное наказание в Японии эпохи Токугава, как пишет Дэниел Ботсман в своей книге, было популярным драматическим жанром. «Важнее было создание спектакля, наводящего ужас, а не [причинение] боли отдельно взятому преступнику»¹⁸. Сёгунат тем не менее тщательно заботился, чтобы открытые публичные казни совершались только в случаях самых тяжких преступлений. В противном случае толпа проникается сочувствием к осужденному и может взбунтоваться.

В 1876 году, через восемь лет после того, как последний сёгун Токугава покинул город, тюрьма была перенесена на запад, в Итигаю. Но и после того как она прекратила существование, район Кодэммате слыл нечистым. Сама почва в этом месте считалась зараженной kegare, духовной скверной, источником которой были кровь и преступления¹⁹.