Ты приглашаешь меня внутрь, и я сразу же чувствую себя как дома. Твое жилище напоминает детские книжки, в которых животные живут на деревьях или под землей, и все такое уютное и безопасное. Здесь очень мягкие стулья и красивые картины на стенах, толстые плетеные коврики на деревянных полах. Пахнет лазаньей, и мне так нравится, что свитер висит на спинке одного из стульев, а доска с неоконченной игрой в шахматы стоит на столе в гостиной. Твой рюкзак стоит у дивана, а на краю стола стопка журналов. Здесь прекрасный беспорядок. Фрэнсис прыгает на меня, страстно желая внимания, так что я опускаюсь на колени, чешу лабрадорьи уши и позволяю ей облизать меня.
– А, вот она, – говорит твой папа, прекращая играть на пианино в гостиной. Он встает – очень высокий, но ты так похож на него – и, вместо того чтобы протянуть мне руку, сжимает меня в медвежьих объятиях.
– Приятно познакомиться, мистер Дэвис, – говорю я, краснея.
– И мне тоже, дорогая. – Он бросает взгляд на тебя. – Не знаю, что ты нашла в этом хулигане.
Я смеюсь.
– О, ну он не так уж плох, когда узнаешь его получше.
Ты сияешь:
– Я же говорил вам, что она идеальна. – И у меня пропадает дар речи.
Твоя мама прибегает из кухни в фартуке с надписью «Поцелуй повара!».
– Грейс! Я надеюсь, Фрэнсис не вылизала тебя с ног до головы.
– Как раз в меру, – говорю я.
Она тоже мне обнимает.
– Разве ты не замечательная! Ужин почти готов. Пусть Гэвин покажет тебе дом.
Твой дом – моя мечта о том, каким он может быть. На одной стене фотография в сепии, на которой ты одет в костюм в стиле Дикого Запада, типа того, что бывают в «Диснейленде». У вас целая полка настольных игр. В доме есть пыль – о, прекрасная пыль! – и разбросаны обгрызанные игрушки Фрэнсис. Еще полка, заставленная книгами: детективы, научная фантастика и фэнтези. На улице бассейн, и мне нравится, что во дворе есть сорняки и что мебель вашего патио видала лучшие дни. Очевидно, что мама не заставляет тебя часами мыть, полоть сорняки и подметать.
– А здесь, – говоришь ты, толкая и открывая дверь в свою спальню, – начинается волшебство.
У тебя четыре гитары – одна акустическая и три электронные. Постеры Джими Хендрикса и, конечно же, Nirvana. Календарь с котятами, которые ребята купили тебе в качестве шутки на прошлое Рождество. На нем все еще январь, хотя на дворе апрель. На твоих полках не так много книг, но у тебя есть «Алхимик». Я беру его. Внутри сложенная страничка из блокнота.
– Любимая книга?
Ты слегка краснеешь:
– Родители дали ее мне, когда я… После… Ну ты понимаешь.
– Оу… – Черт. Что теперь сказать?
Ты подходишь, берешь книгу из рук, перелистываешь на страницу с загнутым уголком и отдаешь книгу мне.
– Я думал о тебе, когда читал вот это, – говоришь ты, показывая на подчеркнутый абзац.
«Ты никогда не сбежишь от своего сердца. Так что лучше прислушайся к тому, что оно говорит».
– Красиво. – Мне так хочется узнать, что твое сердце сказало тебе. Мне хочется узнать, почему эти слова напомнили тебе обо мне.
Ты киваешь и отдаешь мне листок бумаги. Я открываю его. И вижу свой собственный почерк.
Мое письмо. Бумага мягкая и помятая, словно ее читали сотни раз.
Я сглатываю.
– Я так боялась, что ты подумаешь, что я сумасшедшая, раз написала это.
– Ничего подобного. Знаешь, мои родители хотели, чтобы я не ходил в школу еще неделю, но я не смог. Мне нужно было увидеть тебя.
Я смотрю на тебя, и мое сердце, словно дайвер, готово прыгнуть.
– Правда?
Ты прижимаешься своим лбом к моему:
– Правда.
– Гэвин! Грейс! Ужин! – зовет твоя мама.
Ты берешь меня за руку и ведешь в столовую, которая по сути является небольшим ответвлением кухни. Огромное блюдо с лазаньей стоит в центре стола с салатом и хлебом.
– Надеюсь, ты голодна, Грейс, потому что я приготовила достаточно, чтобы накормить десять таких, как ты, – говорит твоя мама.
– Выглядит очень вкусно, спасибо вам большое.
Ты сжимаешь мою руку, и мы садимся. Ужин с твоей семьей – вот так я всегда представляла семейные ужины. Вместо Великана, критикующего кулинарные способности мамы или прерывающего меня каждый раз, когда я пытаюсь заговорить, здесь смех и интересный разговор, когда взрослые действительно прислушиваются к твоим словам. Твой папа зовет маму богиней кухни, и ты охотно с этим соглашаешься. Она продолжает быть мамой из телевизора, то есть пытается положить тебе в тарелку побольше еды и гладит тебя по волосам.
– Сколько у вас еще времени перед тем, как нужно ехать в театр? – спрашивает твоя мама.
Сложно поверить, что у нас осталось еще только два представления. Время летит, надо сказать.
Ты бросаешь взгляд на часы с кукушкой на стене (у твоей семьи есть часы с кукушкой – разве это не мило?).