Толеран (СИ)

— Может, что-нибудь подскажите? — Безрадостно вопросил фюрер.

— Да. — Некоторое время Толеран молчал. — Вы недооценили силы Японии. В нормальном варианте истории это не имело для вас никакого значения. В том, который появился после моего вмешательства, эта недооценка имеет существенное влияние на вас. Вы позволите японским силам участвовать во вторжении в США.

— Почему? — Несколько изумился Гитлер, но тут же подумал, что это, в общем-то, весьма разумная мысль. Зачем при высадке гибнуть немецким солдатам? Японское пушечное мясо создающие плацдармы для настоящих солдат — немцев, очень интересная идея. Всего за пару секунд он пришёл к выводу, что не подскажи ему эту мысль Толеран, она рано или поздно появилась бы у него самостоятельно.

— Думаю, вы уже поняли почему. — Синие губы человека из будущего растянулись в улыбке. — Силы Японии будут помогать во вторжении на континент, обозначенный как Северная Америка. Они же атакуют ваши силы в спину, когда Япония получит новые виды вооружений и брони. Кампания против США будет остановлена из-за сильнейших потерь.

— Значит, мы одержим там Пиррову победу? — Уныло улыбнулся Гитлер.

— Пиррову? — Толеран молчал несколько секунд. — Мне не знаком, данный военный термин.

— Победа, обернувшаяся поражением. — Пояснил Гитлер, почему-то, сильно скривив губы. Человек из будущего был слишком уж чужд его привычному миру. Чужд не только внешне.

— Не совсем так. Вы не потерпели поражения и могли восполнить потери. Ваша ошибка в том, что вы не сделали этого. — Толеран молчал с минуту, глядя одним своим человеческим глазом прямо вперёд. — Нет. Вы не смогли бы распределить имеющиеся ресурсы достаточно эффективно. Вы сделали максимум возможного для человеческой единицы, не имеющей модификаций.

Последние слова Толерана скривили уже не только губы фюрера, но и всё его мрачное лицо. А ещё в глазах лидера нацисткой Германии мелькнул страх — он совсем не желал, никому в обще и себе в частности, модификаций, превращающих людей в таких отвратительных монстров как сидящий напротив Толеран.

— Вам не следует использовать никаких союзных войск для поддержки своих собственных.

— Но…

— Я советую вам, в кампании против США, провести ряд независимых десантных операций. — Фюрер скрипнул зубами — при таком варианте, потери среди его людей будут выше, чем если использовать для создания плацдармов другие силы. — Предоставьте Японии честь высадиться раньше вас на несколько дней.

Фюрер задохнулся от ярости и унижения. Он открыл рот, но сказать ничего не успел.

— Обещайте им помощь после создания плацдармов и технику для проведения операции. Так же позвольте занять любые территории США на их выбор.

Фюрер побагровел и бессильно шлёпал ртом. Вены на шее вздулись. Он испепелял толерана яростным взором и пытался что-то сказать, но бешенство не позволяло издать ни звука.

— Японцы будут счастливы.

Фюрер, наконец, сумел справиться с собой, и уже было собрался разразиться гневной тирадой, но вдруг как-то сник и откинулся на спинку кресла. Тяжело вздохнув, он вдруг слабо улыбнулся.

— Японцы, в лучшем случае создадут плацдарм…

— Что так истощит их безудержно храбрые силы, что вам…

— Придётся оказать им помощь. — Улыбка фюрера из вымученной превратилась во вполне нормальную. — Они потеряют тысячи солдат, и будут гордиться своей глупостью, которую назовут Великой победой. А когда придёт время, мы нанесём удар…

— Когда придёт время, вам не нужно будет наносить никаких ударов. — Фюрер удивлённо вскинул брови. — Если вы будете умело управлять ситуацией, то сумеете обеспечить завоевание запланированных целей, сильно истощив силы своих союзников. После вам не нужно будет начинать новых войн — ваши союзники уже будут у вас в руках. В худшем случае могут возникнуть локализованные вооружённые стычки.

— Значит, если мы истощим силы Японии, сохранив при этом свои, то…, Толеран? — Фюрер, довольно глупо выпучив глаза, смотрел на пустое кресло. Мысль о новой стратегии, предложенной толераном, так захватила Гитлера, что он не заметил, как белое сияние поглотило его. Убедившись, что вновь остался один, Гитлер облегчённо вздохнул. — Надеюсь, он больше никогда не появится…

Фюрер долго сидел в полной тишине. В какой-то момент он посмотрел в окно и увидел только черноту ночи. Его всего передёрнуло — что-то подсказывало ему, что его ждёт самая длинная ночь во всей его жизни.

«6 сентября 1942 года. Мы отступаем. Паники нет — такой как была на границе, когда немцы ударили, но страх всё же чувствуется. Все боятся. Даже политрук. Не немецких солдат мы все боимся, не их танков — хотя некоторые из них, эти проклятые Тигры практически непобедимы, нет. Не этого мы все боимся. Наш страх — страх того, что война уже закончена, мы проиграли и уже не воюем, это уже просто агония. Иногда я смотрю утром в небо, на восход солнца. Теперь он почему-то не кажется красивым — зловещий, алый кровавый восход, такой же закат…, прекрасный раньше теперь он кажется пропитанным кровью…»

— Идут. — Прошептал старшина.