Толеран

-Продолжайте. – Проговорил генерал, прямой как стрела, стоя посреди трупов с окровавленным мечом в руке. – Здание должно быть зачищено как можно быстрее.

-Генерал… - Солдат вооружённый трофейным автоматом, склонился перед ним, опустив глаза. Он не продолжил, но все кто видел его сейчас, понял, что имел в виду солдат.

-Продолжайте. Победа близка. – Генерал покинул комнату, и солдаты Корпуса двинулись за ним в полном молчании. Солдаты Нарунской армии, под руководством своих офицеров продолжили бой.

Генерал покинул здание, сильно пострадавшее от бомбардировки и в последних боях за город. Он вышел на улицу, двигаясь широким шагом, прямой, гордый и бесстрашный. Солдаты корпуса заняли улицу, заполненную воронками, завалами из камня и бетона, и сейчас все её участки держались под прицелом Японского оружия. Кое-где дымились остовы машин, как военных, так и гражданских. Генерал замер у стены, его стальной взгляд скользил по пейзажу города объятого пламенем войны. Где-то в северной части грянул взрыв, а вслед за ним стрекот автоматов. На втором этаже здания, которое он только что покинул, засвистели пули, кто-то закричал…

Генерал едва заметно улыбнулся, поймав взглядом красивое белое здание, возвышавшееся над руинами города всего в километре от этого места. Там пламя войны пока не полыхало. Там, именно там, будет дан последний важный бой на этой земле. Разбитые части врага и гражданское население не пожелавшее принять власти Императора, стекалось туда. Генерал запретил преследовать тех, кто отступал к Белому дому – они погибнут позже, погибнут с честью, храбро сражаясь за свой дом, как подобает настоящим воинам…, если бы союзники были сейчас с ними, они бы не позволили американцам копить свои силы прямо у себя под носом. Нет, немцы повели бы себя как трусливые китайцы, уничтожая всех и вся.

Много японцев погибло во время этой компании, много ещё погибнет – но никто не посмеет сказать, что хоть один японский солдат опозорил себя!

Генерал посмотрел на лезвие своего меча. Как жаль, что теперь место мечу есть лишь в коротких и редких рукопашных схватках. Наверное, сейчас предки так же печалятся, как и он – ведь этим мечом, один из Величайших самураев Японии, Наруто Тагава, сражался в сотнях битв, убил тысячи сильных воинов…, те времена давно канули в вечность. И даже сами японцы почти не помнят того, кем они когда-то были. Время пули, время трусливых войн…

Ямамото Тагава, чей род всегда приносил славу и был эталоном чести, на время оставил наступление, остановил пламя битвы, что бы зажечь его позже, в месте последнего оплота Американского народа. Он вернулся в штаб, двигаясь шагом и держа свою спину прямо, игнорируя возможность попасть под пулю снайпера, и занялся планированием предстоящей битвы. Нужно было отдавать приказы, изучать карты…, но душа требовала вернуться туда, где лилась кровь, что бы схватиться с врагом лицом к лицу.

Ветер. Слабый, но всё же ветер. Он несётся над этой землёй, взбивая чёрные вихри. Поднимает в небо много пыли, много сажи…

Что-то вновь не получилось. Вокруг многие километры выжженной дотла земли. Руины…, радиоактивные руины…

Посреди разрушенного полного сажи и пепла, укрытого тоннами пыли и припорошенного чистым белым снегом города, стоял полуметаллический человек – Толеран, дитя иного будущего, того будущего, что уже потеряно безвозвратно. Бесстрастная фигура, неподвижная и, на первый взгляд, столь же мертвая, как и всё вокруг. Радиация здесь сгубила все, что сумело пережить взрывы и огненные стены вырвавшейся на волю силы атома. Ничего не осталось, только пепел и руины, только прах…

-Пустыня Евтар. – Бесстрастно произнёс Толеран. Лицо наполовину из металла повернулось в одну сторону, потом в другую. Автоматические системы засекли движение.

Толеран сдвинулся с места. Медленно шагая, он шёл к месту, где было зафиксировано движение. Расчёт возможных траекторий ухода неизвестной цели из точки обнаружения был проведён, направления просканированы. Цель не была обнаружена. Толеран продолжил движение к точке обнаружения.

Некогда большое здание, сейчас сохранившее только часть стен, почти полностью засыпанное чёрным пеплом, строительным мусором - останками самого здания и белым снегом, с синеватым отливом. Радиационный фон здесь был поразительно высок. Толерану он, конечно, не мог повредить никоим образом – его тело считало нормальной средой обитания, ту среду, где подобный фон и фоном не считался. Но как нечто, пока не известное, сумело тут быть? Насколько знал Толеран, ни один организм этой эпохи не сумел бы пережить такого уровня радиационных излучений.