Только бы не

Щёки Ари розовеют от радости, от новости, что он настолько дорог отцу.

Моё сердце тянется к этому ребёнку. Так, как никогда и ни к кому раньше.

Он трогает мою душу и рождает в ней почти невыносимое тепло.

— Я бы очень хотел с тобой повидаться. Ты позволишь? — вежливо интересуется Геннадий, будто речь идёт о тривиальной встрече.

Ари кивает, забывая, что собеседник его не видит, и тут же исправляется: — Позволю, если Виктория Михайловна разрешит. Я теперь с ней живу!

— Тогда можно я поговорю с Викторией?

Я отхожу на пару шагов, исподтишка следя за Ари. Он беспечно болтает ногами и слизывает с губ засохшую шоколадную крошку.

— Геннадий, вы уже выезжаете, да? — почти умоляю. Хотя почему почти? Я умоляю.

Я и дети. Дети и я. В этом сочетании слишком много прошлого, и сейчас я не могу мыслить здраво. Я таю в сером взгляде Ари и кажусь себе недостойной его чистоты, доверия и любви. Это неправильная мысль, но пробудившееся прошлое беснуется в крови.

Ко мне, вдове педофила, проклятой родным городом, приехал за помощью сын безупречного мэра. В этом чудится насмешка судьбы, только непонятно, над кем именно она смеётся.

— Да, конечно, я уже еду! — Геннадий чувствует мою панику, и сила его голоса успокаивает. — Тут такое творится! Все на ушах! Дмитрий Олегович сейчас вам позвонит. Не волнуйтесь, Виктория, скоро буду у вас.

— Торопитесь!

Я убираю телефон и заставляю себя улыбнуться Ари. Тот смотрит на меня распахнутыми, искренними детскими глазами.

— Геннадий хороший! — Ари улыбается. — Прошлым летом мы вместе с ним ракету построили. Класс! Я вам потом фотки покажу.

Смотрю на мешки с едой, оставленные у подъезда. Не могу вести Ари к себе домой, не так, не сразу.

— Пойдём! — решительно протягиваю руку. Мне нужно движение, действие, время подумать.

— Куда? — Ари доверчиво вкладывает свою мягкую руку в мою ладонь.

— Как куда? — говорю весело. — За мороженым, конечно.

Серые глаза распахиваются от восторга.

— Мы с вами построим крепость!? Правда?!

Я не знаю, кто построит с ним крепость, сейчас я вообще ничего не знаю.

Ари забавно вертит головой, подпрыгивает по пути, словно он уже забыл о своих обидах.

Мороженое пришлось поискать. С ванильным и шоколадным проблем не было, а вот клубничное нашли только в универсаме. Заодно накупили конфет, чтобы украсить крепость. Ари засомневался, потому что, дескать, мужская крепость не может быть украшена конфетами. Но сладкого ему хотелось. В конце концов мы договорились, что в розовой башне поселят женщин, её мы и украсим.

Пока Ари выбирал конфеты, я непрерывно смотрела на телефон.

Дмитрий позвонил, когда мы расплачивались.

— Где Аристарх? — спросил, не здороваясь.

— Рядом со мной, мы в магазине. Купили мороженое.

Я протянула кассирше купюру и отошла, не дожидаясь сдачи. Попыталась найти место потише, но пришлось перекрикивать толпу.

— Как он?

— Обижен на тебя.

— Он в порядке? — в конце этого вопроса прозвучал резкий вдох.

— Да, только обижен.

— Можно с ним поговорить?

Слово «можно» задело нерв внутри. Дмитрий просит разрешения поговорить с собственным сыном. Ни о чём не подозревая, Ари стоит рядом и, шевеля губами, самозабвенно пересчитывает сдачу.

— Ари, папа очень волнуется! Поговоришь с ним? — показываю на телефон, и лицо мальчика загорается радостью.

Ари наклоняется к моей руке.

— Здесь очень шумно! — кричит отцу. — Мы с Викторией Михайловной покупаем мороженое!

Монетка выпадает из тонких детских пальцев, и Ари бежит за ней, забыв о разговоре.

— Я перезвоню позже, когда вы вернётесь домой… к тебе… — Голос Дмитрия резкий, фразы рваные, концы слов обрываются, будто у него еле хватает сил и дыхания. — Вы ведь идёте к тебе домой, да?

Я молчу, потому что не могу говорить.

Кладу ладонь на холодную каменную стену. Во мне столько эмоций, сильных, как шторм, что, кажется, на камне останется след от моей руки. Рядом Ари всё ещё возится с монетами.

Закрываю глаза и говорю Дмитрию:

— Я знаю, что вы с Геннадием уже в пути и скоро приедете, но, если у тебя есть хоть капля сомнений в моей непричастности к прошлым событиям, сообщи об этом в полицию. Пусть они возьмут ответственность за Ари. Я пойму.

Я должна была это сказать, но горло ноет на каждом звуке.

Дмитрий отключается, не говоря ни слова.

Я действительно пойму, если он позвонит в полицию, я постараюсь понять. Во всём, что касается детей, идёт игра без правил, на высшую ставку.

По крайней мере я думала, что пойму и не обижусь, но вот мы уже пришли домой, по пути забрав нетронутые пакеты с едой, а я беспрерывно думаю о том, почему Дмитрий не ответил на мои слова. Если сразу не возмутился и не показал безоговорочное доверие, значит, есть сомнения.

Внутри зарождается боль. Растягивается, как сеть оголённых нервов.

Дмитрий сомневается. Он хотел спать со мной, прятать от всех в лесном захолустье, но похоть не признак доверия.

Мне плохо, но Дмитрию ещё хуже. Не хотела бы я быть на его месте и принимать решение, доверять или нет.