Только демон ночью (Часть 3)

Подкладка замасленных рабочих спецовок была снабжена специальными мерительными меточками с одной стороны и гладким куском белой ткани покрытой ровным слоем типографской краски с другой. Молодые инженера снимали таким образом размеры деталей, а сложную конфигурацию отпечатывали плотно прислоняясь к поверхности полой тужурки. Рабочие специального отдела через загаженный туалет забегали в неприметное зданьице и проскочив коридорчик оказывались в светлом помещении с кульманами и чертежниками в белых халатах. За считанные минуты на ватмане по памяти делались наброски, а затем уже создавались рабочие чертежи изделий. Теперь этакое называется промышленным шпионажем, но в тридцатые годы именовали трудовым подвигом. Не успели итальянцы покинуть пределы СССР как завод приступил к массовому выпуску дизелей. Задание Партии выполнили в срок. А не выполнили - на Соловках места хватило бы всем.

Время рвалось вперед... Сложное время. Прошла по стране коллективизация оставив позади миллионы умерших голодной смертью, осиротевших. Своих детей Бог молодой паре не дал, но подняли, выходили в голодмор девочку, удочерили и она отвечала им всю жизнь за тепло и любовь, заботой и лаской. Григория оценили как инженера, доверяли ему сложные производственные задания, зачастую связанные с риском лишиться головы в случае неудачи, от которых другие инженеры под разными предлогами благоразумно отказывались. Звали деда в Партию, но тут уж сам волынил как мог. Кое что в коммунистах ему всё больше и больше не нравилось. Да и спокойней жилось беспартийному во времена ежевых рукавиц, повальных партийных чисток и политических процессов.

В годы войны Мусенька стала военврачем, но с дочкой не рассталась. Упросила, умолила начальство, да так и возила с собой по госпиталям и санитарным поездам. Девочка не чуралась никакой работы, помогала выхаживать раненных, кормила, поила, меняла повязки, читала письма из дому и писала ответы родным.

Сам дед в это время строил Танкоград на Урале. Так уж случилось, что однажды пришлось работать на одной стройке с заключенными Гулаговских лагерей, среди которых неожиданно обнаружилось довольно много бывших соучеников по рабфаку и коллег по работе. Заключенные трудились без выходных, по двенадцать и больше часов ежедневно под строгой охраной, переговорить с ними, перекинуться словом, помочь куском хлеба вначале никак не удавалось. Самое удивительное произошло когда один из расконвоированных зеков, грязный, ободранный подсобник развозивший по бригадам жидкий, еле теплый суп в ржавых бидонах по морозному, огражденному колючей проволокой заводскому двору, заторопился вдруг и пошел рядом.

- Не узнаете, Гриша?

- Не признаю, честно говоря. Помогите, может вспомню.

- Сосед Ваш... бывший, ... по лестничной площадке. Мусенька детишек, жену мою лечила.

- Капитан..!!?? - Вскрикнул было дед, вспомнив бравого, с румянцем вполщеки капитана гозбезопасности, начальника особого отдела одного из номерных заводов на котором пришлось работь в тридцатые годы.

- Тише! Тише! Умоляю Вас! Был капитан, да весь вышел. Заключенный я, заключенный....

- Как же так? ...

- А вот так... То других по анонимкам да по доносам сажал, а потом и меня не миновала чаша сия. .... - Помолчал, задышал тяжело, хрипло, изо всех сил налегая грудью на бечевочную упряжь санок с огромным помятым бидоном. Дед понял как тяжело тащить изможденному человеку груз, попытался помочь..

- Да Вы что? Помогать врагу народа! ... Отойдите и делайти вид, что незнакомы со мной, что просто по пути случайно оказались. Да мы так и так сейчас разойдемся. Одно хочу сказать. И на Вас писали доносы, но я им хода не довал. Рвал и выкидывал... С одной стороны знал Вас хорошо, с другой, жена ваша детишек лечила, а посади Вас... с ней тоже бы пришлось распрощаться. Спасибо ей передайте .... Да, некоторые из доносчиков тоже здесь, на соседних нарах парятся... Вот и всё, прощайте. Наверное в этой жизни больше не свидимся.

Дед сунул руку в карман полушубка, наткнулся на пачку папирос, ничего другого с собой не было, быстро оглянулся по сторонам и ткнул пачку в карман лагерного бушлата. Больше ничем помочь не мог.

Только позже, уже ночью, на снимаемой кварире дошло до него сказанное зеком. Так и не заснул тогда, курил папиросу за папиросой до самого рассвета. Вот оказывается какая цена свободы, счастья - соседство с особистом, жена-врач, а ведь могло сложиться совсем по-другому и таскал бы тогда он в драном лагерном бушлате вместе с бывшими сокурсниками и коллегами железные болванки по покрытому снежными завалами заводскому двору. Выходит и зеки в большинстве своем никакие не враги народа, а невинные и оболганные жертвы доносов, а может сами - вольные или невольные доносчики.