Глаза М замерли. Еще секунду они оставались пустыми, бессмысленными. Затем М потянулся к верхнему ящику своего стола, выдвинул его и достал оттуда тонкий скоросшиватель без обычной наклейки на обложке и без красной звезды в верхнем правом углу — грифа «Совершенно секретно». Он положил папку перед собой и порылся рукой в открытом ящике. На свет появились печать и штемпельная подушечка с красными чернилами. М открыл ее, приложил печать и аккуратно, точно в верхнем правом углу прижал печать к серой обложке скоросшивателя.
М убрал штемпельную подушечку и печать обратно в ящик, закрыл его, потом развернул папку на столе и мягко подтолкнул ее к Бонду.
Красный рубленый шрифт, еще влажный, гласил: «Только для личного ознакомления».
Бонд взял папку и, молча кивнув, вышел из кабинета.
Через два дня, в пятницу, Джеймс Бонд вылетел на «Комете» в Монреаль. Современные самолеты не вызывали у него восторга, ибо летели слишком высоко и слишком быстро, а в их салонах было слишком много пассажиров. Бонд сожалел о старом добром «Стратокрузере» — славном неуклюжем аэроплане, целых десять часов летевшем через Атлантику. На его борту можно было без суеты и со вкусом пообедать, потом часиков семь поспать в удобной койке, а проснувшись, не спеша спуститься на нижнюю палубу и съесть завтрак, который почему-то на самолетах компании «БОАК» называют «деревенским», одновременно наблюдая, как встающее солнце заливает салон золотом рассвета Западного полушария. В «Комете» все ускорилось: стюарды выполняли двойную работу, поэтому надо было торопиться с обедом, затем пассажиры могли накоротке вздремнуть пару часов перед спуском с высоты 40 ООО футов.
Всего через восемь часов после отъезда из Лондона Бонд, взяв напрокат в агентстве Герца «плимут-седан», мчался по широкой автостраде N9 17 из Монреаля в Оттаву, стараясь не забывать держаться правой стороны дороги.
Штаб-квартира Канадской королевской конной полиции располагалась в здании министерства юстиции рядом с парламентом. Как и большинство канадских общественных зданий, оно представляло собой серую кирпичную глыбу, внушающую почтение массивностью и, вероятно, хорошо приспособленную к долгим суровым зимам. По инструкции Бонд должен был спросить в приемной министерства комиссара, назвавшись «мистером Джеймсом». Юный, цветущего вида капрал, явно тяготящийся службой в такой теплый солнечный день, проводил Бонда в лифте до четвертого этажа, где в просторной чистой канцелярии передал его сержанту. Кроме них в помещении были две девицы-секретарши и много тяжелой мебели. Поговорив по внутреннему телефону, сержант попросил Бонда подождать минут десять. Бонд закурил и стал читать вербовочную листовку на стене, согласно которой конный полисмен являл собою нечто среднее между инструктором по верховой езде на ранчо-пансионате, Диком Трейси и Роз Мари. Наконец его пригласили в кабинет. Когда Бонд вошел, высокий моложавый мужчина в темно-синем костюме, белой сорочке и черном галстуке повернулся от окна и направился ему навстречу.
— Мистер Джеймс? — Хозяин кабинета едва заметно усмехнулся. — А я полковник… гм, скажем… э-э… Джонс.
Они обменялись рукопожатием.
— Проходите, садитесь. Комиссар очень сожалеет, что не смог встретить вас лично. Он сильно простыл, у него насморк — знаете, «дипломатическая» болезнь. — Полковник «Джонс» явно забавлялся. — Он решил взять сегодня выходной. И хотя меня самого ждет пара горящих дел, комиссар выбрал меня, чтобы провести с вами этот вынужденный выходной. — Полковник сделал паузу. — Понимаете, он просил меня провести с вами свободное время.
Бонд улыбнулся. Комиссар, конечно, был рад помочь, но он хотел сделать это так, чтобы в любом случае его ведомство выглядело непричастным. Бонд подумал, что комиссар, должно быть, очень осторожный и умный человек.
Продолжая улыбаться, Бонд сказал:
— Я все понял. Мои лондонские друзья предупредили, чтобы я по своему делу не беспокоил лично комиссара. Я его никогда не видел и никогда не был где-либо поблизости от вашей штаб-квартиры. А раз так, можно мне просто побеседовать с вами минут десять, просто поболтать о том о сем?
Полковник Джонс расхохотался.
— Конечно. Тем более что мне приказали сначала продекламировать вам эту маленькую речь, а затем переходить к делу. Надеюсь, вы понимаете, командер[6], что мы и вы, и я — собираемся совершить ряд тяжких уголовных преступлений, начиная с получения канадской охотничьей лицензии обманным путем и нарушения пограничного режима и кончая более серьезными вещами. Я пальцем но пошевелю, если вы влипнете. Поняли меня?
— То же самое имели в виду мои лондонские друзья. Когда я уйду отсюда, мы забудем друг друга, а если я кончу свои дни в Синг-Синге, это мои трудности. Договорились?
Полковник Джонс вынул из стола пухлую папку и открыл ее. Верхний листок был перечнем. Джонс поставил карандаш против первого пункта и оглядел Бонда с головы до ног. Оценивающе пробежав глазами по старенькому твидовому костюму Бонда в мелкую черно-белую клетку, белой рубашке и узкому черному галстуку, он сказал: