Только для нас

А через мгновение я уже лежала под ним, придавленная к измочаленной кровати и пораженчески стонала от неприлично грязных, развратных, но таких правильных, таких нужных поцелуев…

Мысль о том, что как-то очень уж быстро сдаюсь, и не болезнь ли это, привычно была запихана на задворки сознания, а “ну, это в самый последний-распоследний, больше же все равно никогда…” торжественно водружена на пьедестал собственной глупости и слабости.

Тим успел снять с меня футболку и перевернуть, неприлично отклячивая задницу и удерживая жесткой лапой за затылок, чтоб не дергалась, когда вернулся Ванька…

Застыл в дверях, разглядывая нас, затем подошел, оперся коленом на матрас, приподнял меня за подбородок, заставляя посмотреть в глаза без малейшего проблеска разума в них… И молча рванул ремень на джинсах…

Мне оставалось только застонать обреченно и облегченно. Ничего от меня тут уже не зависело. И еще долго не будет зависеть.

Но это не значит, что я не перестану пробовать…

Я дышу неглубоко и спокойно, прислушиваюсь к тихим голосам моих любовников с кухонной зоны.

Они что-то говорят про моего жениха…

Это очень кстати.

Просыпайся, Ветка, пора переставать погружаться.

Выплывай.

Глава 24. Ветка. Сейчас

Едва я начинаю шевелиться, как на кухне замолкают.

Испуганно замираю, ощущая через простыню два обжигающе острых взгляда. Боже, словно хищники настораживаются на малейшее шевеление жертвы…

Кожей ловлю напряжение, мгновенно разливающееся в комнате, выдыхаю, пытаясь собраться с силами.

Уф-ф-ф… Погнали.

Сажусь на кровати, предусмотрительно придерживая простынь у груди, встречаю внимательные взгляды максимально спокойно. Кто бы еще знал, чего мне это стоит…

Поднимаюсь, запаковываясь еще сильнее, и допускаю оплошность, чуть покачнувшись от внезапной слабости в ногах.

И в то же мгновение оба моих любовника срываются с места и, словно волки на косулю, нападают с двух сторон одновременно.

Тим придерживает за локоть, а Ванька, со свойственной ему прямолинейностью, сразу цапает за талию и тянет на себя.

Запрокидываю голову, смотрю ему в глаза.

— Вет, ты чего? — тихо говорит Ванька, а зрачки глаз гипнотически расширяются, словно ему под кожу медленно вводят дозу.

Рядом выдыхает Тим, и я боковым зрением вижу хищно подрагивающие ноздри породистого носа.

Ох, черт…

Надо что-то делать, пока меня опять не утащили в постель.

— Все нормально, — киваю сдержанно, — мне надо… В ванную…

— Пошли вместе… — хрипит Тим, и меня дергает током от откровенного обещания и голода в его голосе.

Боже, да когда же это кончится все? Они меня до смерти тут затрахают!

— Нет, — упрямо мотаю головой, опускаю взгляд, избегая даже показывать, как сильно мое глупое измученное тело реагирует на их безусловную животную энергетику. Хватит этого бреда. — Я одна. И я есть хочу.

Надо как-то переключать самцов с траха на заботу.

— Да, конечно, сейчас все будет, — говорит Ванька, наклоняясь ко мне ниже, и шепчет умоляюще, — поцелуй…

В этот момент он почему-то напоминает того мальчишку, что просил у меня яблоко в детстве.

И я опять не могу отказать.

Послушно размыкаю губы, тянусь к нему.

Ванька мягко, но глубоко целует, чуть царапая щетиной натертые губы. Это так головокружительно сладко, а ладонь Тима, плавно переползшая с локтя на талию, очень даже в тему, невольно отклоняюсь и позволяю себя притиснуть спиной к твердому во всех местах телу.

Мы снова сливаемся в одно, как попугаи-неразлучники, не в силах оторваться друг от друга.

Ванька выпускает мои губы и переключается на шею, а Тим тут же разворачивает за подбородок к себе. Он целует жестко, властно, прикусывая и глубоко имея языком прямо до горла. Ощущаю, как ноги сильнее слабнут от этого двойного напора, и, вот честно, ничего не имею против, чтоб мы опять оказались в постели втроем. Все внутри дрожит от предвкушения удовольствия, к которому тело мое уже успело привыкнуть, но в то же время имеются еще кое-какие потребности, помимо бесконечного секса, которые надо удовлетворить прямо сейчас.

И потому я отрываюсь от губ Тима, силой убираю руки Ваньки, увлеченно изучающего мою шею и уже добравшегося до груди, с себя:

— Нет! Мне в туалет…

Получается жалобно. И вот честно, я не специально! Мне реально надо! И я реально прошу!

Парни отпускают, но к туалету провожают почетным караулом, зацепив с двух сторон за локти. И это было бы забавно, если б не пугало до чертиков.

Запираюсь, без сил плюхаюсь на унитаз, успокаивая лихорадочно бьющееся сердце и осознавая одну простую вещь: я в ловушке. Реально в ловушке.

Они не дадут ничего обсудить, они не выпустят.

С ужасом понимаю, что вообще ничего о них не знаю, не представляю, как сейчас разговаривать, с чего начать. Мои друзья детства, такие знакомые, до каждого движения родные, за эти годы превратились в страшноватых незнакомцев. Они меня чувствуют, все так же, на интуитивном уровне, тут ничего не изменилось с детства.

Но разговаривать с ними теперь невозможно.

И что делать в этой ситуации непоянтно.

Мы не можем бесконечно трахаться, забыв о том, что снаружи существует мир.

Но поведение у парней говорит об обратном.