Только когда мы вдвоем (ЛП)

Фрейя поворачивает голову в ту сторону, куда смотрит Эйден, и Рен тоже. Уилла Саттер входит в двери, но я понятия не имею, что они говорят про неё. В этот редкий момент они забывают, что им надо давать мне возможность читать по губам или же писать в телефонах.

Я дважды хлопаю в ладоши, привлекая их внимание и вызывая виноватые выражения на трёх лицах.

— Прости, Рай, — говорит Рен.

Эйден машет рукой, чтобы я посмотрел в его сторону и прочёл по губам.

— Здесь Саттер. Это будет выглядеть не лучшим образом.

Фрейя похлопывает меня по руке.

— Кто? Почему?

Я взмахиваю руками, затем показываю на Эйдена. «На него смотри». Я наблюдал за их разговором в классе, и пусть я пропустил большую часть реплик, я видел, как напряглись его черты, и как сурово он с ней разговаривал. Похоже, Эйден был строг, и я вроде как сочувствовал Уилле... пока она не наградила меня дьявольским взглядом и не решила возненавидеть. Тогда я решил, что Эйден может быть каким угодно мудаком. После этого она сама по себе.

Эйден вздыхает и берётся за телефон, так что все мы возвращаемся к групповому чату.

«Её зовут Уилла Саттер, моя студентка. Возможно, я был с ней чуточку суров, — печатает Эйден. — Но высокомерные спортсмены — это моя ахиллесова пята. Я решил, что компенсирую ей это, сказав попросить конспекты у Рая».

«И как она у него спросит? — пишет Рен. — Она знает, что он её не слышит?»

Эйден опускает глаза. Виновен.

Редкое рассерженное фырканье вырывается из моей груди. Я ударяю кулаком по столу и показываю на него пальцем. «Засранец ты».

«Наверное, поэтому она меня ненавидит, — печатаю я. — Она наверняка попросила у меня конспекты, я не услышал, а она подумала, что я игнорирую её как мудак. Теперь она увидит нас вместе и решит, что мы лучшие друзья, решившие запороть её средний балл».

«Притормози, — печатает Фрейя. — Почему она решит, что вы лучшие друзья?»

«Потому что Эйден даёт мне конспекты лекций, чтобы я мог следить за ходом занятия, — мои пальцы быстро порхают над клавиатурой, и злость нарастает, когда я понимаю, какой бардак он устроил. — Он постоянно говорит, стоя спиной к аудитории, а конспекты на слайдах не охватывают весь материал. Конечно, он не выделяет меня из общего числа, он по закону обязан сделать материал курса доступным, но она-то этого не знает».

Рен печатает: «То есть, эта цыпочка думает, что ты его любимчик, и он заваливает её, потому что ты не делишься конспектами».

Я киваю, бросив телефон на стол.

Рен с неверием смотрит на Эйдена.

— Ты всё ещё не отказался от этой затеи?

Эйден хмуро смотрит в своё пиво и ничего не говорит.

Эйден не хочет, чтобы из-за потери слуха со мной обращались иначе, и он злится, что я перестал говорить. Я знаю, он любит меня и хочет как лучше, но он слишком сильно давит. Он намерен взять меня измором, подсылая людей, которые не знают о моей потере слуха и потому донимают меня разговорами, как будто я по-прежнему могу слышать. Якобы от этого я начну носить свой ужасный слуховой аппарат и опять буду говорить.

Не бывать этому.

«Я бы хотел напомнить собравшимся, — печатаю я, — что это не первый раз, когда Эйден подсунул мне женщину и удобненько забыл сообщить ей, что я ни хера не слышу».

Фрейя разворачивается и отвешивает Эйдену подзатыльник.

— Я же говорила тебе перестать.

— Я сделал это всего один раз! — возражает он.

— Ему не нужен сводник, — рычит Фрейя. — Ты посмотри на него. Он перепихнётся в тот же момент, когда сам этого захочет.

Все мы, трое мужчин, содрогаемся по разным причинам. Я не хочу слышать, как моя сестра говорит о моём перепихе, Рен не хочет слышать о перепихе своего брата, а Эйден определённо не хочет слышать, как его жена признает сексуальную привлекательность своего брата.

Прежде чем я успеваю сказать что-либо ещё на эту тему, моё периферийное зрение, на которое я намного сильнее полагаюсь в последние годы, заставляет меня повернуть голову вправо.

Уилла стоит в паре метров от нас с выражением неверия на лице.